Два года в тундре
Шрифт:
— Ты чего задним ничего не даешь?
— Ково да им давать? Все равно упадут! Смотри, совсем сухие стали.
Меньшиков поделил еду поровну между всеми собаками.
Утром лагерь покинули до света. Отдыхали не больше шести часов. Шли весь день, сделав привал всего только один раз. К вечеру вышли в тундру. Вдали чуть виднелись заросли деревьев на реке. Люди изредка присаживались на нарту отдохнуть. Стемнело. Томительно долго тянулась ночь. Перед рассветом съели последнее молоко и галеты.
— Товарищи, сегодня ведь Первое мая! Привет вам!
— Верно, ведь праздник! — спохватился Легостаев. —
Ехавший впереди Ермил остановил нарту и подошел к собакам, остальные подъехали ближе. Ермил отстегнул заднюю собаку, оттащил ее в сторону, снял алык и привязал его к своей нарте.
— Ты чего это?
— Упала собака, мольче.
— Бросаешь ее?
— Ково да дохлую везти? — удивился Ермил.
В самом деле, собака была мертва. Она тащила до последнего дыхания и, словно споткнувшись, упала головой в снег и околела.
— Теперь смотри, мольче! — предупредил Ермил, — не давай собакам ложиться. Ляжет — не встанет!
Тронулись дальше. Взошло солнце. Опять пришлось надеть очки. После полудня на горизонте появилась темная полоска; это был лесок на Анадыре. День кончался. Полоска леса приблизилась, но было все еще далеко. Все осунулись, лица потемнели. Упала вторая собака у Ермила, отстегнули и ее, и снова пошли дальше. Скоро околела собака у Фомы. Начало темнеть. Поздней ночью путники подошли к реке у самого Оселкина и через полчаса блаженствовали в жарко натопленной избе.
Последние грузы перебрасывали в Еропол. Надо было спешить, так как реки со дня на день могли вскрыться. Возвратившийся из Еропола рабочий сообщил, что чуванцы с оленями уже подошли к селению и ждали приезда отряда. Днем сильно грело солнце. Снег подтаивал, и езда возможна была только на железных подполозках, поэтому камчадалы предпочитали передвигаться ночью по насту.
Не дожидаясь отправки всех грузов, Меньшиков и Дорошенко поехали в Еропол. Остатки груза должен был прислать завхоз экспедиции.
В Ерополе все снаряжение и продовольствие погрузили на оленьи нарты и переправились через реку, чтобы не оказаться отрезанными от района работы. Выйдя из Еропола по проторенной туземцами дороге, остановились в ожидании последних собачьих упряжек из Маркова. На реке с каждым днем увеличивались забереги, промоины и появились трещины, через которые выступала на лед вода.
На другой день четыре упряжки собак с грузом догнали отряд. Все упряжки были соединены вместе и под управлением камчадала отправлены обратно. Собаки, перенеся все трудности и невзгоды зимнего пути, закончили свою службу и заменялись оленями.
В Ерополе обнаружилось, что завхоз экспедиции не прислал соли. В местном кооперативе и у жителей удалось раздобыть всего только два килограмма, что, конечно, было явно недостаточно для десяти человек на четыре месяца. Ждать присылки соли было уже поздно, и отряд тронулся в путь без этого существеннейшего добавления к европейской пище.
Олени отряда были утомлены уже на зимних поездках и поэтому шли очень неохотно. Приходилось все время подгонять их ключкой и вожжами, так как иначе они не хотели итти даже за передними нартами. Непрестанно размахивая руками и работая погонялкой, Меньшиков и Дорошенко с трудом заставляли оленей ускорять шаг. Правый олень был передовиком, потому он только управлялся вожжой, левый же был просто пристегнут к вожаку. Для того чтобы заставить оленей итти вправо, надо было натягивать вожжу, поворот влево достигался похлопыванием оленя по боку. В искусстве управления оленями Меньшиков и Дорошенко делали большие успехи. Вначале чуванцы ехали впереди и только наблюдали, как путники управляют упряжкой. Скоро им полностью начали доверять оленей. Обоз обычно уходил вперед, отряд же задерживался и подходил к лагерю только тогда, когда там уже были расставлены палатки.
Чуванцы объяснялись через переводчика на чукотском языке, которым владели в совершенстве.
Долина, по которой шел отряд, была широка, дорога хорошо укатана. На склонах с каждым днем становилось меньше снега. Густые туманы скрывали горы. Впереди обычно ехал Укукай, за ним Легостаев. На, склоне гор нарты приходилось тормозить ногами, чтобы не подбить ими оленей. Однажды Меньшиков не удержал ноги на покатом насте и, скользнув вперед, ударил оленя. Тот рванулся, и, прежде чем Меньшиков успел что-либо сообразить, за испуганным животным бросился второй олень и вырвал из рук Меньшикова вожжи. Нарты неудержимо катились вперед, сбивая то одного, то другого оленя. Ничем не сдерживаемые, обезумевшие животные ускоряли свой бег, быстро нагоняя Баклана.
— Берегись! — крикнул Меньшиков, но было уже поздно.
Один олень оказался справа, а другой слева от Баклана. Связывающий их ремень пришелся как раз на его плечах, и, выброшенный из нарт, он кубарем полетел в снег. Ударом копыта был сломан полоз у нарты Меньшикова, она перевернулась, и седок также оказался в снегу. Оставшиеся без управления олени Баклана спутались с упряжкой Меньшикова, и вся четверка вихрем пронеслась мимо Легостаева. На крик последнего обернулся Укукай. Он быстро отъехал в сторону, чтобы не быть смятым несущимися нартами, а затем, пустив своих оленей вскачь, нагнал и остановил спутавшуюся упряжку. Нарты были разбиты вдребезги.
До лагеря Меньшиков ехал с Укукаем. Здесь переменили полозья и заново перевязали всю нарту. С этого времени туземцы опять стали недоверчивы и без всяких разговоров лишили работников отряда права самостоятельного управления оленями.
Переходить реки становилось труднее с каждым днем. Уменьшились заморозки. Короче становились ночи. Солнце все сильней пригревало днем, быстро растапливая снег. Маленькие горные реки вздулись, вода выступила на лед.
В лесах по реке встречались ловушки на мелких зверей и птиц, поставленные кочующими здесь ламутами.
Через несколько дней пути в лагерь приехали два чуванца — Риккеу и Каттак. Риккеу был невзрачен на вид, но весел и жизнерадостен. Он немного понимал по-русски и работал батраком со стариком-отцом, женой и двумя детьми у оленного чуванца Рольтыргина.
Каттак кочевал самостоятельно со своими тремя братьями. На съезде советов он был выбран членом райисполкома. Невысокого роста, с правильными, несколько женственными чертами лица, с длинными, аккуратно заплетенными над ушами косами, он был типичным представителем немногочисленного племени чуванцев. Несмотря на свою молодость, он был популярен среди туземцев и пользовался среди них большим авторитетом. Каттак неоднократно выступал на съезде, и всегда его речь встречала одобрение делегатов.