Два идиота

Снатёнкова Алёна

Я только собрался спросить, как эта засранка уже сбросила.

Вот никогда себя тупым не считал, но сейчас, кажется, заражаюсь.

Хорошо еще, что у меня есть дела, на которые можно отвлечься. Честно, если бы не хотел прищучить зародыша, то развернулся бы и поехал к Никольской узнавать, по какой причине у нее улетела крыша.

Хотя знаю, от любви ко мне, не иначе.

Подняться к чуваку и разговорить его заняло минут десять максимум. Даже угрожать ему не пришлось. Оказывается, меня он уважает

больше, чем прокурорского зародыша, который его послал вчерашним вечером.

– Евсей, клянусь, я только опустил рубильник и выдернул несколько проводов. Больше ничего.

Больше ничего.

Ага.

Бригада электриков несколько часов головами своими качали, не понимая, как проблему решить.

Взять бы и оторвать ему руки, да времени нет.

– Что он еще тебе говорил?

– Только то, что хочет телку какую-то себе вернуть. Я без понятия. Мне просто деньги нужны были, за квартиру платить нечем.

Кого этот урод вернуть собрался?

Чего я не знаю?

Но тут до меня доходит. Человек от безысходности готов на все. А уж подставить знакомого - тем более.

Не спрашивайте, почему я улыбаюсь, глядя на чувака в трусах. Мой мозг только что придумал снять короткометражный фильм для старшего Погорела.

Оскар не дадут, зато исполнится детская мечта. Подростком все хотел стать режиссером и снимать порно. Сейчас сниму кино, которое зародыш до дыр засмотрит.

– Так, а теперь то же самое, но с улыбкой на лице и на камеру. В конце можешь передать другу привет.

– Не-е-е, друг, ты чего? Знаешь, кто его отец? Да от меня мокрого места не оставят.

– Ну, что ж… нет так нет. Ничего страшного, бывает. Кстати, у нас вчера еще кассу вынесли, по камерам толком не понятно, кто это, но думаю, менты разберутся. Это же их работа. Наверно, тебя тоже вызовут как главного подозреваемого.

– Чего? Чел, какая касса? Я ничего не брал.

Не брал. Из клуба только бухло вытащили. Но я в курсе, что ложь бывает полезной и выгодной.

– А вот это уже проблема. Погорелов вряд ли сознается, что был в сговоре с тобой. Слушай, даже не знаю, как тебе помочь. О, хорошим слово, желаю удачи.

Пять.

Четыре.

Три.

– Евсей, стой, – выкрикивает он, когда я еще до лифта не успел дойти. – Если я на камеру все скажу, ты не сообщишь ментам, что это я свет вырубил?

Ухмылка на моем лице?

Ничего подобного.

Я всегда улыбаюсь, как клоун Пеннивайз.

Осталось самое веселое - собрать всех в одном месте и не дать предкам меня прикончить раньше времени.

Скидываю сообщение Пантере и сажусь в машину. Два слова: «Шоу начинается». Или поминки, кому как нравится больше.

Глава 43

– Виктор Викторович, проходите, присаживайтесь, – говорю нашему прокурору, а сам еле сдерживаюсь, чтобы не заржать

в голосину.

Как зародыш вообще мог додуматься мне палки в колеса вставлять, если у них в семье по крови с фантазией проблемы?

Вы только представьте, сколько Витьков может собраться в одной квартире? Черт. Главное не ржать. Смеяться запрещено.

Эх, судя по непонимающему взгляду бати и по его стреляющим дробью глазам, мне сейчас не то что улыбаться нельзя, мне дышать можно только через раз, и то задницей, чтобы никто не видел.

Жаль, смотреть особо некому было.

Я хотел собрать в одном месте всех грозных дядек этого города, но потом понял, что мне тупо лень их приглашать. Поэтому решил, что Гуляевых, Никольских и Погореловых достаточно будет. Ну, и еще бухгалтер бати. Но это уже Сонина идея была его позвать. И да, она, кажется, «вернулась». По крайней мере, через час уже не плевалась в меня малиновым сиропом, а разговаривала вполне нормально, даже несколько раз умудрилась к моему имени прицепить слово «мудак».

– Евсей, - горланит мой батя, переглядываясь с Никольским. Эта парочка мне сейчас двух Лунтиков напоминает, которые только-только с Луны свалились и впервые увидели полянку с лопухами. – Что здесь происходит?

– Пока ничего, – пожимаю плечами и смотрю в окно, из которого видно всю площадь парковочной зоны. – Но скоро начнется великое представление. Бать, ты рад, что твой сын стал актером театра?
– добавляю шепотом, чтобы хоть как-то отца растолкать. Клянусь, вилка в его руках подмигивает мне и обещает, что совсем скоро познакомится с моей ляжкой.

– Клоун, – фыркает отец и отворачивается, чем-то напоминая мать, которая так же делает, когда на мужа обижается и отказывается с ним разговаривать.

А к дяде Феде даже обращаться страшно. Кажется, стоит мне только слово ему сказать, как он тут же достанет из-под стола дробовик и начнет палить. Эх, это он еще не в курсе, что я сегодня его дочку из отчего дома увезу. Если б знал, то приехал бы в ресторан не на своем джипе, а на танке, в полной боевой готовности. Но у него еще будет для этого время. Пантера написала, что подъедет минут через двадцать только.

От мыслей, что скоро увижу её, дрожь по коже, бабочки в желудке и вся остальная хрень, о которой пишут в бабских журналах, которые я в туалете иногда пролистываю.

– Сань, - Погорелову надоело играть в сапера в своем телефоне, и он обращается к моему отцу.
– Так ты не знаешь, что твой сын удумал?

– В общих чертах, Вить. – А сам мне каждым движением руки договаривает: если ты подставишь меня, сынок (хотя там вроде «щенок» читается), я тебя на охоту с собой возьму, вместо дичи. – Ну, и раз мы здесь собрались, давайте закажем что-нибудь. Все равно приехали.