Два лика одиночества.
Шрифт:
Тропою исчезающего мая.
А в глубине твоих безумных глаз
Смеется бог, родясь и умирая.
Экстремум разноперых ностальгий –
Твое всепоглощающее кредо
Но кто прочтет упрямые шаги
В зигзагах запорошенного следа?
Маши мечом, иди через фронты –
А
Он станет богом, он сильней, а ты –
Искрой в глазах смеющегося бога!
Но что тебе сияющий Олимп?
Но что тебе все почести земные?
Когда в недосягаемой дали
Вершиной в небе дразнит ностальгия!
Она твоя заветная звезда,
В ней свет любви и голос судий строгих.
Отдай же все идущим по следам
Себе оставив только зов дороги…
Пылает в сердце вечный зов дороги,
О, высшее влечение души…
О, высшее влечение души!
note 21
Лишь через несколько минут после того, как смолкла лютня, Талеанис отвел взгляд от ярко-синих глаз Арны.
– Это не про меня, – через силу вымолвил он. – Я не хочу дорог и подвигов. Я хочу тиши своего дома, я хочу семью, я хочу быть мужем и отцом! Скажи мне, Арна… скажи, неужели я так многого хочу?
– Ты хочешь слишком малого, – серьезно проговорила она, чуть наклоняя голову. Пряди бледно-золотых волос упали на лицо. – Но, возможно, ты желаешь невозможного…
– Тогда зачем – все? Зачем я живу, дышу, что-то делаю? Зачем я иду с вами, если невозможно то, что является единственным смыслом для меня? – Мантикора говорил шепотом, но, казалось, что он почти кричит.
– Потому что нет ничего невозможного, – так же тихо ответила Танаа. – Все в наших руках. Все и всегда. Будущее – не предопределено, мы сами выбираем свои пути. Ты можешь выбрать, с кем ты – с ними, с нами или сам по себе. Нет, не надо опускать руку на меч – я не знаю о тебе ничего такого. Я не знаю, кто и как заставляет тебя идти против твоей же воли. Но я и правда хочу помочь тебе. И если это в моих силах – то помогу обязательно.
Быстро шагнув в сторону и вперед, Талеанис оказался рядом с Арной, а поскольку она сидела на земле – навис над ней.
– Если хочешь сделать для меня хоть что-то, не вмешивайся в мои дела, – жестко бросил он. И закончил – уже мягче. – Я не хочу, чтобы ты погибла из-за меня.
– Я не погибну раньше, чем совершу то, ради чего живу, – твердо, уверенно проговорила девушка, машинально перебирая струны. Ее внутренний взор, ее эмоциональная чувствительность, ее интуиция – все сейчас было направлено на полуэльфа.
Закрывается. Неумело, отчаянно – но закрывается.
– Для такой уверенности в том, что ты останешься жива, тебе надо бы держаться от меня подальше, – получилось грубее, чем он хотел.
– Тебе приказали меня убить? – абсолютно спокойно, как о погоде, спросила Арна.
Мантикора закашлялся.
– Нет… – И тут же поправился. – Пока еще – нет. Но…
– Вот когда прикажут – примешь решение. И если захочешь – придешь, и поговорим. Возможно, мне и правда удастся тебе помочь. А сейчас – извини, я хочу спать. Отдежуришь остаток ночи, раз уж проснулся.
– Ты настолько мне доверяешь? – поразился он.
– Тебе же еще не приказали меня убить. – Танаа негромко, печально рассмеялась. – Так что, отдежуришь?
– Отдежурю… – Сказать, что полуэльф был ошарашен подобным доверием – не сказать ничего. Что интересно, ему и в голову не пришло назвать это беспечностью – нет, она и правда просто ему доверяла…
Оставшиеся до рассвета три часа он провел в мучительных раздумьях. Как поступить? Что делать? Попросить ли у Арны помощи и попытаться вместе спасти Лианну из лап Левиафана? Или подчиниться приказу Маар-си и убить девушку следующей ночью? Или…
– А что бы ты мне сказала, госпожа моя? – шептал он, сжимая в кулаке символ богини. – Что бы ты посоветовала своему неверному рыцарю, своему трусливому предателю? Что бы ты мне сказала, Дианари… и стала бы ты вообще со мной разговаривать?
Погода стояла великолепная. Светило солнце, но не пекло – просто ласково согревало. Чуть прохладный ветерок играл с плащами, шевелил волосы, освежал… Четверо путников шли по лесной дороге и весело беседовали на самые разные темы. Даже Гундольф включился в беседу и сейчас со смехом рассказывал забавные байки времен его обучения в Ордене.
Внезапно Арна гортанно вскрикнула и выбросила руку с растопыренными пальцами к небу, перекинув посох в другую руку. Набалдашник больно ударил Мантикору по ноге, но он этого даже не заметил – что-то коротко укололо его в плечо, и мир вокруг завертелся, очертания предметов начали расплываться, таять…
Полностью сознания он не потерял. И, лежа на траве, странно-отстраненно наблюдал сквозь дымку яда за течением схватки.
По дротику с отравой получил каждый, но только Талеанис и Гундольф выбыли из боя мгновенно. Орогриму дозы, рассчитанной на человека, явно было мало – он двигался гораздо медленнее, но сознание терять или даже просто падать и не собирался.
Нападавших было четверо. Люди и один эльф, двигались все слаженно и сработанно – сразу было видно, что сражаются вместе они не в первый раз. Что интересно – ни один не использовал заточенного оружия – люди держали в руках обитые войлоком дубинки, хотя на поясах красовались отнюдь не парадные мечи, а эльф сжимал в пальцах еще несколько дротиков – при том, что за его спиной виднелся мощный составной лук.
Орогрим поднырнул под удар одного из нападавших, резко обернулся – человек не ожидал от одурманенного орка такой скорости, а зря. Пальцы зеленокожего сомкнулись на запястье противника, Орогрим резко дернул – и человек, пролетев метра четыре, врезался в толстый, вековой ствол какого-то дерева.