Два мага
Шрифт:
– Милости просим! Но каким образом вы здесь?
– Самым обыкновенным – я вошел вслед за вами.
– А мне казалось, что вы уехали.
– Вам это только показалось. Я вошел за вами, и вы этого не заметили.
– Так это, по-видимому, твой индус? – сказал по-русски Цветинский. – Как же он со мной кланялся, как со знакомым?
– Ну что, научили вы здешнего повара, как делают кэри? – обратился Кутра-Рари к Цветинскому.
– Позвольте, – заговорил тот, переходя на французский язык, – разве я имел честь с вами познакомиться
– Ну да, со мной, и расспрашивали меня о кэри и о том, какие напитки пьют в Индии и введен ли там лед в употребление.
– Действительно, я спрашивал и про лед, и про напитки, – подтвердил Цветинский Бессменному. – Хорошо! Значит, мы с вами были у графа Феникса. Так как же вы могли приехать от господина Елагина вместе с князем? Это непонятно.
– А между тем я приехал от господина Елагина вместе с князем, и по дороге мы разговаривали о вещах непонятных, которым князь не верит, потому что они непонятны ему.
– Но, по крайней мере, объясните, как вы могли в одно и то же время быть в разных местах?
– Мои объяснения не помогут до тех пор, пока вы сами не поймете того, что непонятно вам теперь.
– Но как же мы этого достигнем?
– Путем работы над собой.
– A с чего же надо начать эту работу?
– Хотя бы с того, что научиться владеть всем собой и победить в себе всякую страсть – будь это страсть к любимой девушке или просто к тому, чтобы хорошо и плотно покушать.
– Вы хотите, кажется, посадить меня на диету? – спросил Цветинский. – Нет, тогда я вам прямо скажу: «Увольте!», тогда я не желаю понимать непонятное. Я предпочитаю добрый кусок и стакан хорошего вина всем отвлеченностям, да и вы, вероятно, не откажетесь разделить с нами наш обед. Могу вас уверить – он будет недурен... Я сейчас велю вам подать прибор...
– Благодарю вас, – ответил Кутра-Рари, – я никогда не обедаю.
– Неужели обходитесь только завтраком и ужином?
– И не завтракаю, и не ужинаю.
– Так вы лишаете себя смысла жизни!
– Разве смысл жизни в еде?
– Ну конечно! – рассмеялся Цветинский. – Посмотрите, какие нам щи принесли – наварные, ароматные! Какая тут философия устоит против них!..
– А вы тоже того же мнения, что смысл жизни в еде? – спросил Кутра-Рари у Бессменного.
– Нет, я вовсе не разделяю этого мнения, – проговорил тот, невольно усмехнувшись. – Но мне хочется есть. Я проголодался с утра.
– Тогда пойдемте ко мне.
– Как «пойдемте ко мне», когда он голоден и щи стоят на столе? – перебил Цветинский. – Нет, уж сегодня пусть он ест обед моего заказа, а в другой раз пойдет к вам обедать, если вы брезгуете нашим хлебом-солью.
– Я не зову князя обедать к себе, – пояснил Кутра-Рари, – потому что я, как сказал вам, не обедаю; напротив, то, что я хочу показать ему у себя, не имеет ничего общего с едой. Я желал бы только, чтобы князь доказал на деле свои слова, что для него еда не имеет важного значения.
– Можно не придавать ей значения, но следует есть, когда хочется, – стал возражать Цветинский, – князь может идти к вам после обеда... Кушай, брат, щи отличные!..
Он налил до краев тарелку щей и передал ее Бессменному.
– Князь, – проговорил Кутра-Рари, – оставьте еду и пойдемте ко мне!
– Это тоже символ? – спросил Бессменный.
– Да, и символ, и вместе с тем необходимость. Сытый желудок мешает ясности зрения.
– А вы далеко живете?
– Здесь, в номерах при этом трактире, наверху.
Странное дело, но то обстоятельство, что индус жил здесь же, где они назначили свидание с Цветинским, показалось Бессменному почему-то наиболее удивительным из всего необычайного, что случилось с ним вчера и сегодня. Положим, трактир был из лучших, но они легко могли выбрать и другой, а между тем выбрали именно этот, и оказалось, что ему с индусом нужно было ехать в одно и то же место.
– Пойдемте! – вдруг, вставая, сказал Бессменный, неожиданно решившись.
Кутра-Рари встал, поклонился и повел его.
– Да вы с ума сошли! – воскликнул им вслед Цветинский. – На что же это похоже – голодному человеку от обеда не евши вставать! Поистине чудеса в решете!
Но Бессменный не слушал его.
Над трактиром были номера, считавшиеся из самых дорогих в то время в Петербурге, что не мешало им быть довольно-таки скромными. Однако длинный коридор, куда выходили двери комнат, содержался чисто, только запах лампового масла чувствовался в нем.
Номера, которые занимал Кутра-Рари, были в конце коридора, несколько удаленные от других.
– Милости прошу, – пригласил индус, отворяя дверь, – вот я здесь живу.
Комната, куда вошел Бессменный, оказалась самой обыкновенной. Но стены ее были выкрашены заново клеевой краской, белый деревянный пол был начисто выскребен, подоконники и переплеты рам тщательно вымыты, на мебель надеты свежевыстиранные чехлы. Все было необычайно опрятно, но более чем просто. Все лишнее, все, что так или иначе обыкновенно способствует украшению, было удалено: ни зеркала, ни картин на стенах, ни драпировок.
Кутра-Рари провел Бессменного в другую комнату, ничем не отличавшуюся от первой. Та же опрятность и больше ничего.
– Я вам говорил, мой князь, – начал Кутра-Рари, усадив гостя, – что могу узнать, где ваш медальон теперь. Хотите сами видеть это?
– Как вам будет угодно! – согласился Бессменный. – Как же вы мне это покажете? В зеркало?
– В черное зеркало, как граф Феникс? – усмехнулся Кутра-Рари. – Нет, у меня не существует никакого зеркала. – Он встал, говоря это, подошел к столу, на котором стояла небольшая шкатулка черного дерева с перламутровыми инкрустациями, и вынул из нее хрустальный шар, гладко отшлифованный. – Возьмите этот шар, князь, думайте о медальоне и смотрите на свет сквозь хрусталь!