Два мага
Шрифт:
Старший вернулся и со строгим лицом доложил, что «просят».
Бессменный пошел наверх, в кабинет к Елагину. Тот сидел за письменным столом, в шлафроке, нахмуренный, сильно не в духе.
– Мне ни до кого сегодня, – встретил он князя, – и я принимаю вас лишь по настоятельной вашей просьбе. У вас важное, говорите, дело?
– По-моему, из ряда вон выходящее, – заговорил Бессменный. – Надежда Александровна уехала?
Елагин поглядел на князя, нахмурился и отвернулся. Должно быть, он был сильно расстроен. Бессменный всегда,
– Дело в том, – поспешил заговорить Бессменный, – что я видел ее отъезд на далеком расстоянии. Кутра-Рари показал мне его. Это было удивительно. Я не хотел верить, приехал сюда нарочно и вдруг узнаю, что она действительно уехала! Я побеспокоил вас, чтобы рассказать вам и засвидетельствовать о таком случае, который, по-моему, гораздо знаменательнее, чем остановленный индусом маятник.
Елагин, видимо, смягчился, как бы поверив тому, что Бессменный явился к нему не ради своего личного дела, но вследствие того лишь, что был поражен необычайностью случившегося с ним.
– Так вы говорите, – переспросил он, – что Кутра-Рари показал вам отъезд Нади? Каким же образом?
Князю вместо ответа хотелось закидать Елагина вопросами о том, куда уехала Надя, зачем, почему так внезапно и надолго ли? Но он должен был сдержать себя и ответить только:
– Он показал мне в хрустальном шаре, и я увидел в нем всю сцену отъезда.
– В хрустале! – повторил Елагин. – Я знаю об этом способе. Во Франции для той же цели берут стакан с водою, но это все равно... Ну, ничего нового вы мне не сообщили! Но все-таки это интересно.
– Кроме того, в эти два дня, вчера и сегодня, благодаря встрече с графом Фениксом и Кутра-Рари мне пришлось быть свидетелем еще многих странностей, – проговорил Бессменный и принялся рассказывать Елагину обо всем, что произошло с ним со вчерашнего дня.
Рассказать надо было, потому что только этим путем, то есть откровенностью, он мог получить хоть какие-нибудь сведения о Наде. Он не скрыл ничего, признался перед Елагиным во всем, передавая ему историю с медальоном во всех ее подробностях. Из этих подробностей Елагин легко мог заключить, что они с Надей любят друг друга.
Елагин, видимо, относился к нему далеко не враждебно; он слушал, порой перебивал, задавая вопросы, и снова принимался слушать.
– Из всех ваших слов, государь мой, – сказал он наконец Бессменному, – я могу заключить о тех чувствах, которые вы питаете к моей воспитаннице. Впрочем, я догадывался о них и раньше...
«Да, но где она, где она? – билось внутри Бессменного. – Скажите, где она!..»
– Но, к сожалению, я должен предупредить вас, – продолжал Елагин, – что едва ли вы увидетесь с нею когда-нибудь... Надя уехала от меня навсегда!..
– На-все-гда?.. Куда же?
– Этого я вам сказать не могу.
– Но как же так? Почему?
– Вы ведь знаете, что она была лишь воспитанницей моей? Да? Я не отец ей и не имел власти удержать ее у себя. Это все, что я могу вам сказать. Но не пытайтесь узнать, где она теперь... Все старания будут напрасны. Вы ее никогда не увидите.
Бессменный почувствовал, точно воздуха вдруг не хватило и дышать стало ему нечем. В глазах его потемнело, но он сделал над собой усилие и проговорил:
– Я найду ее!
После дуэли
Клавесины играли, и струны их пели, пели однообразно, уныло, протяжно нескончаемую песню, полную тоски. Звук ее то замирал, то усиливался, становился полным и гармоничным, потом вдруг спадал и раздавался снова и снова ослабевал.
Бессменный открыл глаза. Он лежал у себя в спальне, на постели. Клавесинов больше не было. Цветинский сидел на стуле, отвернувшись к окну.
– Очнулись! – послышался голос Петрушки.
Цветинский вздрогнул, обернулся и поглядел на Бессменного. Тот опять опустил веки, но звуков песни не услышал, словно ее и не было никогда.
– И впрямь очнулся! – проговорил Цветинский и подошел к кровати.
Князь снова глянул.
– Кто тут играл? – спросил он.
– Тут никто не играл, – ответил, нагибаясь, Цветинский.
– А клавесины? – улыбнулся Бессменный.
– Никаких клавесинов не было – это ты во сне, должно быть...
– А я спал?
– Бог тебя знает, спал ли ты или в беспамятстве был. Ты узнаешь меня?
– Узнаю.
Цветинский вдруг радостно просиял.
– Ну, значит, не бредишь, а в своем уме! Ты поесть не хочешь ли?
Несколько слов, произнесенных Цветинским, обессилили его, и он опять закрыл глаза. Говорить ему было трудно, но соображать он мог вполне ясно. Звуки замерли и не мешали.
Князь теперь отчетливо сознавал и помнил, что произошло с ним. Вчера он не ел целый день. Не пообедав с Цветинским, он поехал на Остров к Елагину, а от Елагина вернулся домой. Надя уехала. Нади не было, ее увезли, а куда? Елагин не только отказался сообщить, но заверял определенно, что нечего и стараться узнать, где она теперь.
Конечно, Бессменному легко было сказать у Елагина: «Я найду ее!» – но каково было исполнить это на самом деле? Где найти путь, как догадаться, получить хоть малейшее указание? «Кутра-Рари!» – решил Бессменный. Теперь он уже верил в силу индуса и в его чудодейственный хрусталь.
Он отправился в трактир на Миллионной, но не нашел дома Кутра-Рари. Пришлось опять вернуться к себе и остаться один на один со своими мыслями... А что могли дать эти мысли? Одно только убеждение, что, если Елагин заверял – напрасно-де будет искать Надю, так знал это наверняка; значит, никто тут ничего не поделает, ни даже индус с его чудесами, а уж один-то Бессменный совсем бессилен.