Два месяца и три дня
Шрифт:
– Что, нравится? – спрашивает он и нежно проводит языком по мочке ее уха. Арина почти не слышит его. Резкие, непредсказуемые удары твердого, безжалостного члена и струи воды, согревающие клитор и нежную плоть вокруг, погружают ее почти в беспамятство, почти лишают разума. Она ни о чем не думает, ничего не помнит, она – лишь распластанное и побежденное, униженное и вознесенное до небес тело. Она – чувство во плоти и плоть, захваченная чувством. Влагалище сжимается и расслабляется, тело двигается навстречу ударам властвующего над ней пениса. Теперь уже все равно, что некоторые удары могут причинить боль, она
– Да, да! – шепчет она, и эти слова даются ей с огромным трудом. Она потеряла способность рассуждать, ее голова запрокинулась. Она изгибается и стонет, и отчаянно ждет чего-то – этой неведомой волны, которую Максим с такой легкостью порождает в глубинах ее тела. Ее глаза закрыты, в то время как Максим играет с водой, то приближает струю, то уводит в сторону.
– Умоляю, пожалуйста! – шепчет Арина как сумасшедшая.
– Чего ты хочешь, моя дорогая Белоснежка? – спрашивает он и дарит ей еще один рывок внутри ее тела.
– Все! Все, что ты хочешь сделать со мной, – шепчет она, и тогда Максим глубоко вздыхает, и движения его становятся равномерными, но не менее яростными, а тугая струя воды ласкает ей клитор, пока она не срывается в пропасть, кусая губы и крича.
– Господи, как же ты сладко кончаешь, моя девочка, – стонет Максим, изливаясь в нее. Она слышит это, и все ее тело отвечает на этот хриплый шепот конвульсиями и сокращениями, управлять которыми она не властна. Ее тело не принадлежит ей. Оно заполнено его членом. Она наслаждается каждой секундой этого обладания и с ужасом осознает простую истину – владеть собой снова она совсем не желает. И никогда не будет прежней.
23
Кромешная тьма, космическая черная дыра, сквозь которую не проходит и искорка. Темнота и холод, как будто она лежит на льду. Где она и как сюда попала? Ей холодно и страшно, она пытается закричать, но голос не слушается ее. Ни звука. Крик звучит только в ее голове.
Она хочет встать, холод от поверхности, на которой она лежит, вызывает дрожь в каждой мышце. Сколько еще она так пролежит? Нужно встать, но Арина не может пошевелиться. Это открытие заставляет ее сердце сжаться от самого черного ужаса. Никогда в жизни ей еще не было так страшно. От паники становится трудно дышать, она пытается оглядеться, но ничто не нарушает монолитной черноты вокруг.
Потом открывается дверь, и яркий свет извне вычерчивает на черном каменном полу ее световой контур. Помещение большое, и до Арины не долетает и капли этого света, но она понимает, что это – тот самый каминный зал, где ее снимали в белоснежном платье. Только отчего-то зал теперь куда больше, чем ей запомнилось. Он просто огромный, и в этом кроется первая странность.
– Не надо! Нет! – кричит Арина, но снова ее голос не покидает ее сознания. Она – единственная, кто слышит себя. Вторая странность. Кто-то входит. Незнакомые люди с абсурдно похожими лицами – мужчины, все как один одинаково сосредоточены и ходят мимо нее, лежащей на ледяном каменном полу, но даже не смотрят на нее. Они вносят и выносят какие-то коробки, упаковки, полиэтиленовые свертки.
– Помогите! – кричит Арина, но – бесполезно. Вдруг яркий свет вспыхивает у нее над головой, зал залит светом, от которого режет глаза, но Арина не может закрыть их. Она
О, боже! Они и есть восковые фигуры. Их позы неестественны, их лица и широко открытые глаза раскрашены акриловыми красками. Она одна – живая среди этого множества манекенов. Ведь она – живая? Вдруг Арина видит глаза – внимательные глаза незнакомого мужчины прямо над собой. Она не знает его, она впервые его видит. Он смотрит на нее, но отчего-то не слышит ее и не замечет того, что она – живая.
Она – манекен. На ней перепачканное краской белое платье. На ее лице застыла нелепая искусственная улыбка. Мужчина поднимает ее с полу, но она не чувствует тепла его рук. Он бесцеремонно вздергивает ее руки вверх и стаскивает с нее платье, оставляя ее совершенно голой.
– Оставь меня! – кричит она, но мужчина деловито подхватывает ее под плечи и перетаскивает к выходу из зала. Его движения спокойны и холодны, он сосредоточен и отстранен. Арина кричит и бьется, но никто не замечает этого, ни один человек. Мужчина выносит ее в большой зал – это магазин. Арина видит ряды одежды, косметические товары, видит людей, разговаривающих с красивыми продавщицами. Они улыбаются и наносят на кожу какие-то крема. Арина не чувствует запахов, не слышит разговоров. Мужчина открывает небольшую дверцу в стене и осторожно протаскивает Арину внутрь тесного куба, остекленного с двух сторон.
Витрина.
Арина мечтает потерять сознание, но лицо ее по-прежнему улыбается. Она ничего не может с этим поделать, пока мужчина устанавливает ее – голый, мертвый манекен – в магазинной витрине. Он расставляет ей ноги и не смущается, хватая ее за ягодицы или за бедра. Чтобы придать ее позе нужный градус вульгарной игривости, он сгибает ей ногу в колене и ставит ее на подставку, отставляя ей зад. Выгибает ей спину, и она застывает – обнаженная, склонившаяся вперед – в кокетливой позе: одна ладонь поддерживает ей подбородок, другая – на талии.
Она остается одна, отделенная стеклом от всего мира. Люди проходят мимо, обычная радостная, улыбчивая толпа. Они выворачивают шеи, таращась на манекен, который выставили, но не одели. Какой-то мальчик тычет пальцем в нее, группа молодых людей смеется. И вдруг среди множества лиц она замечает лицо Максима. Он стоит и глядит на нее, а толпа движется мимо него, обтекает. Люди идут все быстрее, сливаясь в единый поток. Лицо Максима мелькает – то появляется, то исчезает, но он не отрывает от нее глаз.
Арина зовет его, но он не слышит. Он поднимает руки, и она видит направленный на нее объектив. В его руках камера, он подносит ее к лицу, и яркая фотовспышка ослепляет ее. Она что-то кричит, ее легкие вот-вот разорвутся, она бьется, захлебывается слезами.
Ее голос вдруг пропадает, и его место занимает чей-то другой, ласковый, бархатный. Мужской.
– Ш-ш-ш, девочка моя. Тише, – Арина дергается и просыпается. Ощущая прикосновение крепких рук, она не может понять, где она и что произошло, но эти руки – теплые и такие нежные, и она отдается им, все еще потрясенная.