Два одиночества
Шрифт:
– Как пулемёт.
– Это как?
– Максим. А вас?
– Юлия.
– Красивое имя. Всё верно.
– Что верно?
– У красивой женщины должно быть красивое имя.
Она посмотрела искоса на Макса. Нет, он не смеялся и не пытался делать комплименты. Просто констатировал факт. Как точку поставил.
Город опять приветствовал пробками, однако до СТО добрались без приключений. Фифа была, по-видимому, здесь почётной гостьей. Об этом говорило то количество персонала, выскочившего, чтобы принять машину.
– Ну что, вот и приехали. Хорошего вам ремонта, а мы дальше. – Макс протянул руку для пожатия.
– Спасибо большое. Это вам. – В руке у Максима что-то захрустело.
– Что это? – Макс разжал ладонь и увидел в руке довольно крупную купюру. Полдня нужно работать, чтобы заработать столько. В голову ударила волна эмоций. – А ну-ка забери свои «бабки»!
– Да ты что, дурачок? Нервы беречь надо. Успокойся. – Вполне естественно удивилась фифа. – Каждый
– Да что это вы всё на деньги меряете! Неужели для вас больше и ценностей нет! – Макс швырнул купюру на асфальт. Круто повернулся и пошёл к машине. Сзади раздавались какие-то возгласы: то ли удивлённые, то ли возмущённые, однако это его уже не волновало. Рычаг на первую скорость – и вперёд. Дальше от этих продажных тварей.
Он приходил к Максу уже, наверное, неделю. Придёт, возьмёт из угла стул, сядет рядом с кроватью и просто смотрит. А смотрит так, что печёнки застывают. Макс просыпается и сразу бросает взгляд в угол. Стул стоит на своём месте. Опять сон. Что же разбередило его, если последнюю неделю в покое никак оставить не может? Макс поднялся с постели, подошёл к умывальнику и постарался смыть с тела липкий пот. Одной сигареты слишком мало. Тут в пору сто грамм на грудь. Максим всё помнит. Такое не забывается. На этой высотке он со своей ротой меньше месяца назад обеспечивал продвижение колонны. Позиции – загляденье. И вот сейчас там духи. Две атаки – псу под хвост. Не подступишься. Людей жалко. Да и облачность – на вертушки никакой надежды. Сидят, сволочи, никаким дустом не выкуришь. И тут Косицын. Тогда ещё живой.
– Товарищ старший лейтенант! Есть там тропочка! Можно подойти.
– Какая ещё тропочка? Мы, когда там сидели, все подступы изучили. Нет там никакой тропы. Да и духи тебе что, лохи, что ли?
– Да никто её не знает! Я сам тогда обалдел. Мне по большому приспичило. Я под обрыв отошёл, туда, где заросли боярышника. Помните?
Как не помнить. Макс всё помнил. И заросли боярышника тоже. Кто же знал, что кому-то приспичит переться в эти колючки? А Косицин полез. Он всегда отличался от остальной своей интеллигентности. Ну и в туалет ходил куда-нибудь подальше. Не любил на виду у всех. Кто бы другой, так расселся бы метрах в пяти от позиций и все дела. А этому уединение нужно было.
– Так вот, я за кусты забрался, а там тропочка такая… Её сразу и не приметишь. Кусты колючие. Вряд ли кто в них лазил. А это даже и не тропочка, а так… Ну, точно не человеком протоптана. Кто по доброй воле в такие колючки полезет? Я ещё тогда хотел сказать, да всё и без меня решилось. Нам бы снизу по расщелине зайти. А там по тропинке прямо им в тыл и ударим.
Макс задумался. А чем чёрт не шутит. В запасе резервный взвод. Пока остальные, зализывая раны, поливают духов огнём почём зря, этот взвод по тропочке зайдёт и ударит в тыл. Глядишь – и возьмём высотку.
– А ну-ка ко мне командира резервного взвода! Командир резервного взвода, приданного специально для выполнения этой операции, новоиспечённый лейтенант Татаринов чётко, как на параде, взял под козырёк.
– Смотри: вот здесь тропка проходит. Духи вряд ли о ней знают. Пойдёшь по ней и ударишь в тыл. От того, как у тебя получится, зависит всё.
Лейтенантик позеленел. Дрожащими руками он снял с пояса флягу и сделал два больших глотка воды.
– Я не пойду.
– Что? – Максу показалось, что он ослышался.
– Я не пойду. Если надо, то простым бойцом. Но взвод я не поведу.
Голос отказал Максиму. Ему хотелось орать, однако из горла вырывалось одно шипение.
– Останешься здесь. – Со свистом выдохнул Макс. – Взвод поведу я. Учти, приду живой, тебя под трибунал со всеми потрохами сдам. Понял! Где замкомвзвода? Стройте людей. Принимаю командование на себя. Они тогда прошли по той тропе и буквально свалились духам на головы. Рота поддержала, и бой быстро закончился. И вот тут его и огорошил сержант Нефёдов.
– Товарищ старший лейтенант, а Татаринов застрелился.
Как застрелился? Ты что несёшь?
– Как вы с взводом ушли, так он отошёл в сторону и пульнул себе в рот. Никто и среагировать не успел.
В душе Макса поднялась волна злости и раздражения. Это потом, заново прокручивая в памяти события войны, он осознал всю степень своей вины. Ведь Татаринов не боя испугался. Слишком неподъёмной для него оказалась ответственность за бой и за жизнь своих солдат. Простым бойцом он идти готов был. А Максим отказал ему даже в праве умереть в бою, не говоря уже о жизни. Макс поставил на плиту чайник и закурил новую сигарету. Что-то никак он сегодня согреться не может. Холодно, аж до стука в зубах. Печка растоплена жарко, а тепла нет. И голова какая – то тяжёлая. Чайник закипел, но есть не хотелось. Макс полез в древний буфет, оставшийся от прежних хозяев, и достал градусник. Так и есть. Температура. Вчера умудрился промочить ноги, и полдня не было возможности просушиться. Вот и результат. Ни о какой работе и речи быть не может. Он открыл банку мёда, положил пару ложек в чай, проглотил горсть таблеток и опять полез в постель.
Выходной день не задавался. Юля взяла книжку и уселась, поджав ноги на диван. Не читалось. Из головы никак не выходил тот хамоватый таксист. Гордый какой. Деньгами швыряется. Да пошёл он! Она обвела взглядом комнату. Её квартира всегда ей нравилась Дизайн разрабатывала сама Юля, ремонт бригада из Узбекистана тоже делала под её неусыпным контролем. Ох, сколько кровушки она им выпила. Но зато ремонт получился качественный. Вот только одиноко как-то. Юля встала и пошла на кухню. Электрочайник закипел почти мгновенно. Она села за стол и развела себе растворимый кофе. Кухня забита доверху всякими приборами и агрегатами. Тут тебе и двухкамерный холодильник, и электромясорубка, и комбайн. Одна плита чего стоит. Вот только стоит всё это без дела. Не для кого готовить. А для себя не хочется. Разве что разогреть какой-нибудь полуфабрикат в микроволновке. Красота может быть проклятием. «Красивой женщине красивое имя» – кажется, так сказал этот таксист. Юля знает, что она красива. Ещё в школе за ней табунами ходили мальчишки. Девчонки завидовали и втайне ненавидели. А она знала это и не стремилась заводить подружек. Ей вполне хватало внимания пацанов. Юля гордилась своей красотой и несла её по жизни гордо, как знамя. До поры. В институте на втором курсе она влюбилась в старшекурсника. Влюбилась так, что голова шла кругом. А он, поигравшись, убежал к другой. Сколько слёз было выплакано по ночам, знала только её подушка. Целый месяц ходила Юлька, как в воду опущенная. Вот тогда она и сделала вывод: красота должна быть с когтями и зубами, а иначе она превращается в мишень для подонков. Со временем выработался и стиль поведения, взгляд, голос, отрезвляющие любителей быстрой добычи. Вот только скольких нормальных мужиков она от себя оттолкнула? Да где же эти нормальные. Нет сейчас настоящих мужчин. Вымерли, как мамонты. «А тот таксист – настоящий» – пронеслось в голове. Может и настоящий, а может, и нет. Но с ней давно никто не разговаривал подобным образом. Мужики, обычно, перед ней или немели, или заискивали. Но равнодушным никто не был. А этот совершенно равнодушен. «Как болван» – подсказал ехидный голосок в душе. Вот только некстати вспомнилось, как в машине ей внезапно, до зубовного скрежета, захотелось прижаться к нему и ощутить эти уверенные руки на своих плечах. Вот, если бы сидел он сейчас напротив и пил бы кофе, сразу бы стало гораздо уютнее и теплее. «Да дался он мне!» – разозлилась Юля, – «Что он, последний мужик на земле? Таксист какой-то. Даже приличной машины нет. Да ещё и хам. Захочу, любого мужика заполучу». Вот только любого не надо. Для всех вокруг она была настоящей железной леди. Успешная в бизнесе, красивая, холодная, да к тому же обладающая несгибаемым характером. И только она одна знала, как ей до чёртиков надоела эта роль. Да Юлька готова была позавидовать любой домохозяйке, считающей копейки от зарплаты до зарплаты мужа. Ведь у них есть семья. А у Юли нет. И в первую очередь нет одного единственного, за которым, как за каменной стеной. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик» – вспомнилась услышанная когда-то поговорка. «А тот Максим, наверное, из породы тех мужчин, которые как стена. За ним никакие ураганы не страшны» – опять некстати подумалось Юльке. Нет, сегодня дома явно не сидится. Прежде такая любимая квартира стала какой-то неуютной, и захотелось куда-нибудь уйти. Всё равно куда, лишь бы подальше от сюда. Только куда? Подруг так и не завела, и друзей нет. Она схватила сотку и набрала номер.
– Алло, мама! Привет. Я хочу к тебе приехать. – Что случилось, доченька. – Ничего. Просто тоскливо как-то.
– А я не дома. Вот решила на дачу съездить. Соседи звонили, сказали, что возле дома
какие-то личности подозрительные крутились. Как бы не залезли. Вот я и помчалась.
– Дача так дача. Я скоро буду.
Машина вырвалась за черту города и помчалась по трассе. Вскоре показались крыши дачного посёлка и скорость пришлось сбросить. Привычно вписавшись в знакомый проулок, Юля остановила машину возле калитки маминой дачи. Мама успела поставить в духовку пирог и заварила чай со смородиновыми листьями. По дому распространился аромат смородины. Стало уютно и тепло, как в детстве. Мама посмотрела в глаза дочери.