Два полицейских. Дело о надувном матрасе
Шрифт:
Нет, его медное самомнение, явно выше пирамид. И ветер злобный его не сокрушит. 17
Ле Гун двинулся в сторону виллы. Там в комнате, дверь которой выходит в сад, сидела молодая женщина. Она, как я прикинул, чуть ниже Жанны, чуть стройнее и как бы это определить… подвижнее, что ли. Брюнетка, с приятными чертами лица, большими карими глазами. Нос, на мой вкус длинноват, рот строгих очертаний, а скулы почти такие же широкие, как у Жанны.
Это падчерица Жанны, Ирина Андрейчиков. Она обнаружила тело, когда приехала на виллу сегодня утром. Откуда она приехала, Ле Гун еще не знал. А я знал! Из Прованса, куда она уехала на машине в субботу, подготовить дом к приезду Виктора.
17
Очень похоже
– Эта Ирина рассказала нам, что беспокоилась о своем женихе, который не приехал к ней вчера, как обещал. И отправилась сюда, думая, что его задержал на вилле ее отец.
Ле Гун сообщил мне все это так, как это делает учитель в лицее ученику, не подающему никаких надежд на возможность запомнить сказанное.
– А позвонить нельзя было? – тупо (Нет! Педантично!) спросил я.
– Говорит, стационарного телефона в доме Виктора нет, а зарядку от своего мобильного она здесь забыла. Приехала, увидела тело в бассейне, подключила телефон к зарядке и позвонила в жандармерию.
Ле Гун собирался, видимо, расспросить Ирину, и выяснить все подробнее. Но ему не нравилось мое присутствие. Он попросил меня подняться на второй этаж, где находится спальня Жанны и где капитан Риволан, из нашей местной жандармерии, проводил осмотр. Я подчинился. Поднялся наверх, нашел Риволана, мы познакомились.
Капитан жандармерии Николя Риволан, производит впечатление военного в третьем, а то и в четвертом поколении. А может быть его пра-пра-прадед вступил в корпус жандармов, при его создании в 1791 году. Он (Риволан, не пра-пра-прадед) невысокого роста, жилистый, держится очень прямо. Сухое лицо, очень умные глаза и очень узкий рот. Из таких, в прошлые века, получались прекрасные кавалеристы. А у него еще и усы!
Риволан не то, что был не рад моему приходу. Просто он не мог понять, что тут делать еще и офицеру муниципальной полиции. Да, спальня Жанны была просто забита позолоченной мебелью, а примыкающая к ней гардеробная – одеждой и обувью. Ее отдельная ванная комната (на самом деле – небольшой бассейн с позолоченными кранами, в количестве, явно превышающем возможности доставлять воду всеми известными человечеству способами) скорее напоминала средних размеров парфюмерный магазин в период распродаж. Но четыре жандарма, во главе бригадиром Киленом, то скрываясь в тени комода, то отражаясь в кранах, уже почти все изучили. В конце концов, это же не обыск. Орудия преступления (которое пока не подразумевается) искать не надо. Все улики находятся у бассейна.
– Вот что, – сказал мне Риволан. – У меня в саду еще четыре жандарма. Но лучше будет, если кто-то осмотрит все свежим взглядом. Мало ли что. Может мы что упустили.
Я пошел в сад. Ничего сколько-нибудь заслуживающего внимания там не было. Сад очень небольшой. И он действительно сильно запущен. На деревьях – сухие ветки. Две клумбы заросли сорняками. Но ни примятой растительности, ни сломанных веток, ни следов борьбы я не заметил. Не было и никаких посторонних предметов, если не считать ракеток для бадминтона, брошенного прямо на дорожке, идущей от бассейна и двух-трех бутылок из-под пива, поблескивающих в траве. Права была мадам Ронсо: если не садовник, то уж уборщик здесь был бы совсем нее лишним. На дорожке, ведущей от дома к морю (а, точнее, к калитке, выводящей к лестнице, которая спускалась на дорожку-променад, тянущуюся вдоль берега… занудно – да?) остались следы, как будто бы волокли что-то тяжелое. Ну не совсем волокли. Скорее несли, потом опускали, потом двигали чуть-чуть по дороже. И тут сохранились характерные полоски, которые оставляют мелкие камешки, когда их придавливают тяжелым грузом и этот груз тащат, не поднимая. А потом снова несли. Я сфотографировал три таких фрагмента из педантичности. Но связано ли это со смертью в бассейне? Не знаю. Если бы так волокли тело Жаны, то следы от камешков были бы направлены в другую сторону: от моря вглубь сада, а не наоборот как сейчас. Да и на теле Жанны я не заметил никаких царапин, а они непременно должны были появиться. Что-то отволокли к променаду и бросили в море? А что?
Я вышел на променад, прошелся метров десять-двенадцать в одну и в другую сторону, глядя вниз на скалы. Но ничего подозрительного не обнаружил. В паре десятков метров от виллы, ближе к «Чесночному замку», из которого в понедельник нам звонили с жалобами на шум, есть на скалах металлическая лестница для купальщиков. Я сфотографировал ее и вернулся на виллу.
Там в саду, ближе к калитке, чем к дому, есть небольшое одноэтажное строение.
18
На всякий случай: Альфред Хичкок, это не тот режиссер, который первый сказал «Снято!». А вот ужастик «Птицы» снял он – А. П.
Но мне хватило и этого, тем более, что все, что свалилось мне на голову и плечи, было в пыли, а ласты или весла забросили в этот сарай еще влажными. И куски корки застывшей пыли теперь были у меня в волосах и на лице. А о рубашке и писать не буду. Хорошо, что в машине есть еще одна. Но до машины нужно было еще добраться.
Я не стал возвращать упавшие вещи обратно на полку, а просто раскидал их ногами по углам и под самую нижнюю полку стеллажа. Не думаю, что ближайшие сто лет, что-то из этого понадобится хоть кому-нибудь. Скорее, скорее на свет!
Когда я вернулся в дом, тело Жанны, везли на каталке к машине. Его отправили в Ниццу, для проведения вскрытия. Телефон Жанны, осколки бокала и что-то еще, упакованное в целлофановые мешочки, были сложены в коробку, коробка опечатана и стояла у ног Ле Гуна, а тот, в свою очередь, пребывая в своей неподвижности, что то снисходительно цедил Риволану.
Ирина сидела на кресле, на террасе, держала в руке бутылочку воды и смотрела в одну точку, куда-то в сад. Я подошел, представился, дал ей свою карточку и попросил разрешения с ней побеседовать сегодня или завтра. Она повела плечом. Надо же, как у людей, пусть неродных, но живущих под одной крышей, вырабатываются общие привычки. Ночью, в разговоре со мной, Жанна тоже повела левом плечом. Правда, сначала она приподняла и опустила оба плеча. А потом уже этот жест левым. Ирина же плечами не пожимала. Просто повела левым и все.
Впрочем, я опять отвлекся, как с Бэзилом, которого, я сам того не желая вставил в журнал. В общем, так. Ирина, конечно же, ответила, что уже все рассказала офицеру судебной полиции (а что она еще могла мне ответить?). Но если так надо, если без этого никак, то да, конечно, она поговорит и со мной.
Вот и славно. А могла бы и скандал закатить. Она же в шоке. Я записал ее телефон и телефон Виктора, на всякий случай, затем попрощался с Ле Гуном, Риволаном и бригадиром жандармов. И пошел к себе в участок, доложить начальству обо всем происшедшим. Шеф куда-то уехал, ненадолго, как сообщил мне Киттель, скучающий в комнате дежурного. Он предложил мне кофе, но я предпочёл использовать паузу для того, чтобы нормально пообедать (и не прогадал) и, заодно, обдумать увиденное.
16.35. Полицейский участок в Капдае.
Сейчас мне нужно кое-куда подъехать. Придется отложить журнал в сторону.
18.47. Капдай. Авеню Раймонд Громадья. Открытая веранда кафе «Ла Пинеда»
Ну вот. Весь день мои записи опаздывали, по отношению к событиям. Сейчас я могу кое-что наверстать.
Совещание у шефа началось в 13.40. В его кабинет собрались все свободные от дежурства офицеры. Лейтенант-колонель произнёс речь, начав с того, что ситуация в городе обострилась, налицо очевидный кризис. Поэтому все свободные от дежурства сотрудники должны бросить текущие дела и, получив персональные задания, приступить к их выполнению Я ожидал, что речь пойдет смерти мадам Жанны и пропаже ее мужа. Думал, что прямо сейчас меня попросят рассказать о том, что видел при осмотре виллы «Палома». Но речь зашла совсем о другом.