Два секрета для бывшего
Шрифт:
Герман является ко мне за день до выписки Кости. Врач уверен, что лечение можно продолжить и дома, но… Самая большая загадка для меня — куда нам идти? К Герману я не хочу, снимать — нет денег, если только продать этот самый айфон, а ехать в Мурманск с одним ребенком я не планирую. Миша-то в больнице проведет еще минимум недели две.
— Привет, как вы? — Герман какой-то притихший. Обычно, когда он заходит, то из него прет уверенность… А сейчас… Сейчас он даже на меня толком не смотрит.
—
— Хорошо, — кивает, — Ты переедешь ко мне.
И говорит так безапелляционно. Только я не собираюсь возвращаться в его особняк. О чем я без сожаления сообщаю:
— Нет. Я к тебе переезжать не буду.
— Почему? — упирается в меня взглядом.
— Потому что у тебя дома небезопасно, это во-первых. А, во-вторых, я не хочу. Просто не хочу.
Повисает пауза. Герман засовывает руки в карманы и, задумавшись, смотрит в окно. Думает. Небось не может определиться: пойти мне навстречу или «показать характер». Наконец он ко мне поворачивается и произносит:
— Ну хорошо. Я тебе сниму очень хорошую квартиру недалеко от клиники, где сейчас Миша. Также там будет охрана.
— В самой квартире? — у меня глаза на лоб лезут.
— Да. В самой квартире. Это будет квартира в четыре или пять комнат с двумя санузлами. В двух комнатах будешь жить ты с Костей, в остальных — охрана и прислуга. Я приставлю к тебе помимо двух своих парней еще и девочку, она будет заниматься хозяйством и присматривать за Костей пока ты будешь навещать Мишу. В больницу с ним тебя не пустят, а оставлять с абы кем опасно. Также охрана будет тебя сопровождать во время посещения клиники. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не решу все проблемы с моими дражайшими наследниками.
Последние пару слов он произносит с очевидным сарказмом.
— И как же ты будешь решать? — я не могу скрыть сомнение в голосе.
— Очень просто, — мрачно улыбается, — С помощью закона.
— То есть раньше ты воспринимал их поведение как должное, а теперь резко передумал. Интересно почему? — я не могу поверить что у Германа хватит характера посадить собственную мать. Даже ради детей. Да и большой вопрос, а так ли он нуждается в сыновьях? Нет, это раньше я была наивна, верила каждому слову… А сейчас… Сейчас я не куплюсь на все признания о любви и привязанности.
— Ты имеешь права мне не верить. Я тебя не буду ни в чем убеждать. Сейчас моя задача — защитить тебя. О твоем месте жительства знать никто не будет. Рядом будут только проверенные люди, в
Глава 33. Герман
Глава 33. Герман
Я не имею права заставлять Катю жить со мной. Более того, нажимать на нее даже в мелочах мне тоже не хочется. Иначе мы поссоримся окончательно. А я наоборот, мечтаю восстановить отношения, я мечтаю на ней жениться.
Я перед ней виноват, ужасно виноват. И когда она очередной раз высказывает все свое негодование и недоверие, я не спорю. Интересно как бы я себя повел на ее месте! А она… Разговаривает со мной, что уже неплохо.
Мне больно от того, каким же я был идиотом. Я смотрю на эту красивую, необыкновенную женщину и с ужасом думаю что если бы не врожденное заболевание моего сына, я бы никогда не узнал всей правды. Если бы Катя не оказалась бойцом и матерью с большой буквы, если бы не была настолько чудесной, что я все равно хотел бы помочь ей… Сколько бы мне еще дурила голову моя семейка! Или бы и вовсе сжила со свету! Мне впервые в голову приходит эта мысль, и мне становится дурно… Умирать во цвете лет я не планирую.
А я все верил родственникам по крови, не подозревая о том, что они оба, и мама, и брат, меня ненавидят…
Когда я выхожу из больницы, мое настроение самое ужасное. Неужели Катя меня так никогда и не простит? А что, если дело даже не в том, что она обижена… Что, если она меня попросту разлюбила? Ведь я ей разбил сердце, я ее разочаровал… Бросил на произвол судьбы с двумя младенцами. Да и как она отходила беременность? Я ни разу ее не спросил об этом. А зря.
А ведь остальных своих женщин я скорее всего тоже обидел напрасно. Сомневаюсь что они все мне изменяли, работали в эскорте или попросту стояли на панели. Напрасно я повел себя так. А потом удивлялся почему вся прекрасная половина человечества такие стервы. Это не они стервы, это я идиот. А стерва тут моя мама. Хотя… Я не хочу ее называть мамой. Не мама она мне.
Уже в машине мне звонит Андрей. С матерью-то я и вовсе не разговариваю. Скидываю звонки. С ним тоже разговаривать не хочется. Но вдруг узнаю что-то новое? Поэтому беру трубку.
— Гера, мы с тобой должны встретиться и обсудить происходящее, — говорит таким тоном, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать его прямо здесь и сейчас.
— У меня нет на это времени. Очень много работы и других дел. Есть что сказать, говори сейчас.
— Ты слишком много из себя строишь в последнее время… — в голосе осуждение, — Плюс обижаешь самых близких людей. Да не то что обижаешь… Плюнул с большой колокольни на меня и мать!
— Не понимаю о чем ты, — конечно понимаю. Но не могу не позлорадствовать на его начинающуюся истерику.