Два сфинкса
Шрифт:
Спустившись с лестницы, он увидел сводчатый коридор, в конце которого Эриксо исчезла за другой дверью. Несмотря на наступившую темноту, он почти бегом миновал коридор и попробовал отворить дверь; она так легко подалась под его рукой, что он чуть не потерял равновесия и споткнулся о порог. Но тотчас же остановился пораженный и едва сдержал крик восхищения: перед ним была подземная галерея, с хрустальными колоннами, освещенная, как днем. Всюду виднелось много странного и любопытного. Но времени рассмотреть все это как бы хотелось у него не было, так как Эриксо продолжала бежать не оглядываясь. Теперь он уже не сомневался, что цель ее – склеп, в котором спал Аменхотеп. Рамери догадывался,
После минутного колебания, она исчезла за занавесью; Рамери поспешно последовал за ней. Он очутился в богато меблированной комнате, слабо освещенной двумя бронзовыми лампами на высоких подставках. В глубине, на ложе, стоявшем около стола, лежало тело человека, лицо которого было закрыто белым полотном.
С трепещущим сердцем Рамери спрятался и внимательно наблюдал за каждым движением Эриксо. Та поставила фонарь на пол и медленно приблизилась к ложу.
Снова, с минуту, она стояла в нерешительности; затем смело сорвала полотно и открыла лицо Аменхотепа. Он был как мертвый. Глада его были закрыты. Покуда Эриксо в раздумье стояла перед телом, Рамери заметил, что на столе лежит кинжал с чеканной рукояткой, лезвие которого сверкало при свете ламп, словно вчера только вышло из рук оружейника.
Наклонившись к спящему, Эриксо смотрела на него с неумолимой ненавистью.
– Никогда не проснешься ты, исчадие Аменти! Умри, прежде чем тебя найдут! Погибай с твоей проклятой наукой! – отрывисто вскричала она.
Схватив со стола кинжал, она замахнулась, но Рамери с быстротой молнии очутился около нее, вырвал из рук оружие и, оттолкнув, прислонился к кровати, готовый телом своим защитить своего покровителя.
– А, негодная! Ты, как ящерица, пробралась сюда, чтобы убить своего благодетеля. Так вот почему ты скрывала от меня, что нашла вход в подземелье! – вскричал он вне себя.
Эриксо отступила назад, страшно побледнела и схватилась обеими руками за голову. Холодный пот выступил у нее; она поняла, что все погибло.
– Рамери! Безумный! Зачем мешаешь ты мне уничтожить эту опасную для нас с тобой тварь? – с отчаянием в голосе вскричала она. Затем, упав на колени, умоляюще протянула к нему руки.
– Не удерживай меня! Горе нам, если человек этот откроет глаза во всеоружии своего знания! Неподкупный инстинкт пророчит мне нашу погибель.
– Ты глупа и неблагодарна! Для меня Аменхотеп всегда был другом, и, конечно, не твои слова поселят во мне недоверие к нему, – с гневом возразил скульптор. – Берегись, злое создание, прикоснуться к нему, пока он не проснулся, иначе этот самый кинжал положит конец твоему существованию, – прибавил он угрожающе.
Эриксо вскочила на ноги; глаза ее сверкали как уголья.
– Да будет проклят час, в который ты безумно искушаешь судьбу, – в исступлении вскричала она. – Сам теперь неси последствия и жизнью плати за верность этому шакалу.
Не ожидая ответа, Эриксо повернулась и бросилась вон из комнаты. Как ураган пронеслась она через подземный зал и коридор, и вынула камень, придерживавший дверь, которая тотчас же захлопнулась.
– Оставайся с ним, дурак! – проворчала она.
Рамери нисколько не был встревожен уходом Эриксо; он спокойно вынул из кармана пакет с флаконом, содержащим таинственное снадобье, возвращающее к жизни, и положил его на стол. Вдруг обе лампы мгновенно погасли, и он остался в полной тьме.
На минуту Рамери словно онемел от ужаса. Он не мог даже разбудить Аменхотепа! Но что могло погасить свет?
И страшное отчаяние овладело Рамери. Но когда глаза его немного привыкли к темноте, он заметил в углу слабый колеблющийся свет. Подойдя к этой светящейся точке, он с невыразимой радостью увидел фонарь, принесенный Эриксо, который она, в ярости, забыла здесь.
Не теряя ни минуты, он стал искать все необходимое для пробуждения. Только тогда может он считать себя вне всякой опасности, когда проснется Аменхотеп.
Он вернулся к столу и осмотрел корзинку. Там некогда были фрукты, теперь почерневшие и высохшие. В амфоре же должно было быть вино; не испортилось ли оно в течение стольких веков? Дрожащей рукой Рамери поднял амфору, наклонил ее над кубком и… о, счастье! – из амфоры потянулась темная и густая жидкость, наполнившая четверть кубка. Этого было за глаза достаточно. Теперь вопрос был в том, как согреть вино?
При помощи фонаря он обыскал всю комнату, но не нашел того, что ему было нужно. Тогда он прошел в соседние залы, где все было погружено в глубокий мрак. Тем не менее, в святилище он нашел на жертвеннике тяжелый, семисвечный подсвечник с восковыми свечами и большую вазу, покрытую шелковым полосатым платком. Здесь же лежали нож с блестящим лезвием и еще разные вещи, рассматривать которые у него не было времени.
Рамери понимал, что все это были магические предметы. Тем не менее, он взял подсвечник и зажег одну из свечей.
Тут он припомнил еще, что в галерее видел фонтан, и, взяв небольшой сосуд, прошел туда. Серебристая струя фонтана перестала бить, но в бассейне была еще вода, издававшая приятный и живительный аромат. Рамери наполнил сосуд, быстро вернулся к спящему и поспешно приступил к последним приготовлениям. Он разбавил вино водой, согрел его на свечке и затем вылил туда содержимое флакона. Оставшейся водой он вымыл лицо, руки и ноги Аменхотепа. Тело мага было точно восковое, но члены оставались гибкими. Потом, кинжалом он разжал зубы и, капля за каплей, влил в рот спящему приготовленное им питье.
Прошло с четверть часа, показавшиеся ему целой вечностью. Боязливо наклонившись над магом, он наблюдал, как черты лица Аменхотепа постепенно теряли свою мертвенность: кожа принимала жизненный вид и кровь начала циркулировать. Наконец, нервная дрожь пробежала по телу, из груди его вырвался тяжелый вздох и глаза мага открылись.
Усталым взглядом окинул он Рамери, нервно потянулся и, казалось, хотел снова заснуть.
– Учитель! – в испуге вскричал скульптор.
При этом возгласе Аменхотеп вздрогнул и выпрямился. Взгляд его с удивлением остановился на испуганном лице Рамери и на магическом подсвечнике, стоявшем на столе. Сжав голову руками, он спросил, стараясь собраться с мыслями:
– Что значит твое присутствие здесь, Рамери? Уж не случилось ли чего–нибудь, что помешало нашим планам? Или я слишком долго проспал?
– Добрый учитель мой! Случилось очень многое в течение веков, которые мы спали! – дрожащими губами ответил Рамери.
В нескольких словах он рассказал, как Эриксо проникла в тайну и воспользовалась ею для своих целей.
Аменхотеп слушал его с пылающим взором. Память, очевидно, к нему вернулась.
– Хорошо, друг мой! Теперь я знаю все, – перебил он скульптора. – Презренное создание хотело меня убить, и я тебе обязан, друг мой, что проснулся от этого ужасного сна.