Два шага маятника
Шрифт:
– Что следует из этого? Если молодой организм…
– Да, да. Сильный молодой организм не поддастся омоложению в нашем понимании. Он будет сопротивляться изо всех сил, он скорее погибнет от шока, но не поддастся.
– Это выглядит правдоподобно. Я убежден, что с подобной трудностью ты не встретишься ни разу.
– Почему?
– Ну, скажи, пожалуйста, зачем омолаживать молодых? У них и без того впереди много лет жизни.
Он грустно улыбнулся и добавил:
– Разве какая-нибудь сумасбродная, преждевременно начавшая полнеть дама…
– Сумасбродным дамам вход в лабораторию
– Впрочем…
Он не договорил. Ласкар тоже не склонён был к шуткам.
– Решающий час приближается, - сказал физик спокойно, но с грустной неизбежностью в тоне.
– Опыт с Антоном Сарджи убедил меня, что ты легко перенесешь операцию.
Ласкар коротко глянул на него и тотчас перевел взгляд на окно. За стеклом зеленел чудесный мир, куда он вскоре должен войти обновленным, пли… Спросил:
– Когда я нужен тебе?
– Не позже шести часов утра.
– Приеду, раньше.
– К твоему приезду все будет готово.
– Где Полина?
– Возле Сарджи. Она проверяет способность его органов работать без помощи извне. Несколько затруднений возникло с почками старого мастера. Думаю, удастся наладить. Данц помогает ей.
Ласкар вздохнул:
– Если бы мне удалось сегодня как следует уснуть!
Вероятно, Ласкару Долли все-таки удалось выспаться.
Он приехал в лабораторию брата около пяти утра, энергично, без скидки на сердце, взошел по ступеням, сам разделся и сразу же сел за пульт электронной машины, тремя уступами из стекла и серого металла возвышающейся у стены главного зала. Включили ток, красным светом загорелись лампочки контуров, послышался низкий гул. Машина была на ходу, в рабочем состоянии.
Появился Карел, кивнул брату и сразу заторопился, бросился сам подключать к пустой еще «купели» десятки разноцветных проводов.
Привезли Антона Сарджи, покрытого простыней. Ласкар подошел, откинул простыню, внимательно посмотрел в лицо своего друга. Оно было как маска, старчески-озабоченное, по не мертвое, - лицо человека, уснувшего глубоким сном после тяжелейшей работы.
– Да, друг мой… - произнес физик и опустил простыню.
Беспомощное тело осторожно уложили в белую «купель», па запястьях, на груди, на висках и ногах Сарджи защелкнули манжеты и пояса, к ним примкнули провода от машины. Ласкар поочередно нажимал кнопки на пульте, экраны оповещали его, что жизнь бьется в этом с виду совсем неживом теле. Кардиограф начал вычерчивать кривую работы сердца, па других приборах стрелки отклонились от пуля и замерли,подрагивая.
Полина шепотом отдавала приказания. «Купель» закрыли стеклянной крышкой, над телом повисла длинная трубка с радиоактивным веществом.
Карел встал за спиной брата, посмотрел на часы. Полина сидела в ногах «купели», отгородившись от нее тяжелым металлическим фартуком. Без трех минут шесть. Она смотрела на Карела. Когда стрелки часов вытянулись в одну линию, Карел сделал знак. Полина нажала на педаль, и вода со льдом хлынула в «купель». Стрелки приборов дрогнули и, словно нехотя, очень медленно поползли назад к роковому нулю. Едва не коснувшись его, они остановились. Жизнь человека совсем замирала. Между ним и смертью сейчас стояли только эти трое - физик со строгим неприступным лицом перед пультом умной
– Двадцать девять, - громко сказала Полина, отмечая температуру тела.
Карел кивнул. Он следил за пальцами брата.
– Новая трудность, - сказал Ласкар озабоченно, что-то увидев на одном из экранов.
Полина сейчас же посмотрела на свои приборы, потом на Сарджи за стеклом. Стекло запотело, сквозь него едва проглядывало лицо человека над водой.
– Кислород, - приказал Карел.-Еще, еще, еще…
– Двадцать восемь, - сказала Полина и вопросительно глянула на Карела.
– Еще, еще… - повторял он, не спуская взгляда с приборов.
– Можно начинать, - негромко сказал Ласкар.
Карел прошел в угол комнаты и повернул рукоятку выключателя. Порция излучения…
Через несколько минут он выключил мезонную трубку. В комнате долго стояла тишина. У Полины занемели пальцы рук, но она не сняла их с кнопок прибора.
– Кислород не убавляй, - сказал биолог жене.- Через десять минут можно переводить его на собственные легкие.
– Спускать воду, - приказал Карел, глянув на прибор, и тотчас в «купели» заворочался, заскрежетал лед, уплывая вместе с водой.
Прошел долгий-долгий час.
– Тридцать один, - послышался голос Полины, наблюдающей за температурой. И еще через какой-то срок: - тридцать два.
Карел прошел через комнату, остановился перед «купелью», вытер стекло. Лицо Сарджи, удивительно белое, словно меловое, было повернуто к нему, но глаза закрыты.
– Выключаю легкие и сердце, - послышался голос от машины.
Карел нагнулся. Он хотел уловить момент, когда машина передаст свои функции оживающему телу. Но по лицу Сарджи ничего не было видно, оно по-прежнему белело, как маска.
– Тридцать пять, тридцать пять и четыре, - сказала Полина и впервые за три часа выпрямилась, болезненно морщась.
Ласкар произнес торжественно:
– Он дышит сам!
– Тридцать пять и девять, - отозвалась Полина.
– Кислородную норму, - как эхо откликнулся Карел.
– Довольно баловать нашего друга.
– Сердце работает очень слабо, - сказал Ласкар.
– Как только переедем в палату, подкрепим, - уверенным голосом врача сказала Полина.
– Кислород уже в норме.
– Дыхание тоже, - сказал Ласкар.
Карел все вглядывался в лицо Сарджи. Белое. Белое. Пока еще белое. Но вот он заметил, как поднялась и опустилась грудь. Еще. Еще. Что-то изменилось в лице. Нет, не румянец, но подобие румянца. Губы посвежели, они дернулись, задрожали. Это был уже живой человек.
– Думаю, что можно отключать машину, - сказал Ласкар.
– Можно, - согласился Карел.
Вошли ассистенты, сняли крышку «купели», уложили Сарджи на тележку и увезли. Полина пошла за ними. Теперь ей предстояло срочно поднять тонус оживающего человека, подкрепить его. Он еще долго будет спать, потом наступит томительное безразличие, нечто вроде полусна, его придется искусственно кормить, проверять, как действуют различные органы, и постепенно подводить больного к тому торжественному часу, когда он откроет глаза и заговорит.