Два шпиля
Шрифт:
Верхом степняки воевали превосходно. Противостоять среди степи их быстрой коннице, посылающей тучи стрел, мечущей лавины дротиков, то накатывающейся в мечевой атаке, то стремительно отлетающей, то бегущей, то внезапно бросающейся в контратаку, то бьющей тараном в лоб, то оплетающей сетью сложно было даже обученным и дисциплинированным армиям цивилизованных государств.
Но это вовсе не значило, что пеший степняк не представлял угрозы. Разумеется, каракчаи не могли уделять воинским занятиям столько же времени, как солдаты регулярных армий. Мужчине-степняку приходилось обучаться множеству самых разных бытовых обязанностей кочевого скотовода – а затем изо дня в день их выполнять…
И сейчас внук тенга племени Кермез как раз демонстрировал, как выстоять на мечах одному против троих. Кривые скимитары каракчаев имели завышенный центр тяжести и обладали значительной мощью рубящего удара; виртуозное владение ими требовало значительной тренированности пальцев и сухожилий кисти и предплечья. Невысокий, но обладающий широкими плечами и узкой талией Кермез, без сомнения, имел крепкую руку. Вертясь волчком на полусогнутых ногах, он широким взмахом отогнал одного противника, резким ударом по клинку заставил на миг потерять контроль над оружием второго – и, вырвавшись из окружения, насел на третьего; обменялся быстрыми ударами – и прижал клинок к щеке попавшегося на финт противника.
– Силён… – крякнул тот и отступил, опустив оружие. Двое других расходились по сторонам, примеряясь к ловкому Кермезу – но тот вдруг остановил их, решительно подняв ладонь. Его взгляд впился в стоящую у очага Дели, и глаза их встретились. Дели замерла, чувствуя, как гулко заколотилось сердце. Бросив меч в ножны, Кермез направился к ней. Многие степняки от рождения имели кривые ноги, большинство остальных приобретали эту кривизну, каждый день по много часов обхватывая лошадиные бока; ноги сына вождя, однако, были мускулистыми, но стройными, и походка его напоминала хищное скольжение пятнистого леопарда среди высоких трав… Он остановился так близко, что Дели ощутила тёрпкий запах пота и разогретого мужского тела – юный степняк упражнялся обнажённым по пояс. Мускулы перекатывались под гладкой кожей. Дели не могла отвести взгляд от широкоскулого, отливающего бронзой лица, полных, но твёрдых губ под линией юношеских усов и пронзительно-чёрных узких глаз, ощущая себя птенцом перед змеёй.
– Я слышал, – медленно проговорил Кермез, скользя по рабыне взглядом, – что ты уже можешь быть женщиной.
Дели показалось, что её сердце споткнулось. У неё действительно уже были первые крови, и, конечно, утаить это, живя в общей юрте, было невозможно…
– Через две полные луны я пройду посвящение, – Кермез облизнул губы, и Дели дёрнулась, как от удара, – и смогу, согласно закону, заявлять права на лошадей и женщин. Выбранная мной рабыня будет принадлежать только мне. Ты, разумеется, ещё неопытна в ублажении мужчин… Но ты мне нравишься, и я хочу сделать тебя своей. Уверен – старейшины и авторитетные мужи мне не откажут из уважения к деду и отцу, а если найдутся желающие соперничать за тебя с оружием – я их и сам усмирю…
Кровь шумела у Дели в ушах. Вот и случилось то, о чём предупреждала её мать – любящая, мудрая, терпеливая… столько ради неё пережившая… желающая ей, конечно же, добра… Случилось.
– Сегодня вечером я приду. – Кермез шагнул ещё ближе, практически в упор, его дыхание опаляло Дели, как порывы злого горячего ветра – саннаны, за сутки убивающего травы целой долины. – Приготовься. Расспроси у матери и взрослых рабынь, как сделать приятно воину, чтобы я не разочаровался в тебе.
Он по-волчьи ухмыльнулся и, резко отвернувшись, пошёл к друзьям.
– Эй! – окликнула Дели одна из стряпух. – Чего стоишь, как припнутая? Ещё воды неси!..
Глава 3
Красное солнце легло на подёрнутые сизым туманом вершины далёких пологих холмов. После ужина становище утихало, готовясь ко сну. Дели лежала, поджав ноги, устроив голову на коленях матери. Сафа непрерывно гладила волосы и спину дочери, губы неслышно шептали что-то – и не понять, что именно: молитву за дочь или проклятия… кому? По щекам матери непрерывно и беззвучно катились слёзы, но глаза Дели весь вечер оставались сухими. В её груди что-то медленно запекалось, покрываясь грубой колючей коркой, словно забытый в угасающих углях кусок мяса. Она неотрывно смотрела на отгороженный занавеской угол юрты, устланный шкурами.
Тяжёлый полог отодвинулся, и вместе с вечерней прохладой в юрту вошёл Кермез. Немного постоял, привыкая к густому полумраку – огромную юрту освещал сейчас лишь один светильник. Его взгляд остановился на Дели, она медленно села.
– Ну-ка, выйдите все! – приказал внук вождя. – Девочка ещё не была с мужчиной, и наверняка будет стесняться…
Пальцы Сафы впились дочери в плечо. Она пыталась что-то сказать, но губы не слушались, а Дели не повернулась, чтобы взглянуть матери в глаза. С похожим на всхлип вздохом Сафа поднялась и вышла из юрты вместе с другими рабынями. Большинство уходили молча, опустив головы, некоторые одобряюще улыбались, но находились и отпускающие злорадные, сальные шутки.
Юрта опустела. Кермез не спеша приблизился, остановился, широко расставив ноги. Дели не поднимала головы и не видела его лица, лишь смотрела, как чуть подрагивают мышцы живота, открытого расстёгнутой безрукавкой, надетой на голое тело.
Но ведь это действительно судьба? Какой у неё выход? Разве, в самом деле, не лучше принадлежать одному мужчине, к тому же занимающему видное положение в племени, чем всем желающим? Да и Кермез вовсе не дурен собой, наверняка, многие девушки были бы только рады…
Кермез сбросил с плеч безрукавку, расстегнул и уронил тяжёлый пояс с мечом и кинжалом.
– Встань. – произнёс он. Дели медленно поднялась и оказалась прямо перед ним, почти соприкасаясь, напряжённая, как струна, с опущенными руками. Наконец она подняла голову и взглянула в огоньки светильника, пляшущие в чёрных глазах Кермеза, врождённым женским чутьём чувствуя поднимающееся в нём желание.
Голова матери, двигающаяся над бёдрами очередного степняка… Грубые руки, мнущие груди, впивающиеся в волосы…
– Я не буду твоей, Кермез. – как бы со стороны услышала она собственный голос. – Лучше уходи.
Кермез издал короткий смешок. Его руки легли на талию девочки, сильные пальцы сомкнулись на пояснице, скользнули вниз, вминаясь в ягодицы сквозь тонкие шаровары.
– Решила поиграть? – хрипло проговорил он; дыхание его стало тяжёлым. – Хочешь побрыкаться? Что ж, так даже интереснее…
Гири-Сейкал рычит и дёргается над безвольным телом матери…
Дели резко отступила, вывернувшись из объятий. Кермез шагнул следом, поймал её за запястье – и Дели вскинула другую руку… а в руке оказался хищно изогнутый нож-засапожник, который она, вставая, извлекла из-за голенища Кермеза. Степняк охнул, отшатнувшись назад, схватился руками за лицо – и вдруг взревел, как забиваемый бык, которому нанесли неверный удар.
Конец ознакомительного фрагмента.