Двадцать ноябрей

Стрелинская Мариэль

Парень почему-то тоже засмеялся.

– Да я не чокнутая, просто дурацкий день. Всякая муть вылезла…

–Муть?…

–Ага. Не задалось с утра…Мужик – козел попался, ушла от него без денег, бабка эта откуда-то вывалилась. С собачкой. Танька послала нафиг, негде, говорит, ночевать у нее .. Слушай, а у тебя это…того…есть кто-то дома?

– Я сейчас не понял…

– Мне бы ночь переночевать. Завтра стипендию получу и к маме уеду.

– Ты хочешь переночевать у меня, да? У незнакомого мужчины?

–Мне одну ночь,

я заплачу.

– Ты правда, чокнутая. А если я маньяк?

– Маньяки не ходят в таких ярких наушниках и не спасают собачек в метро, – она поправила на его голове наушники и случайно дотронулась до его щеки. – И как у вас от таких уши не болят, не пойму?

– Твоя история доказывает, что такие наушники безопаснее. Чтобы никто не уволок. Они оба посмотрели на собачку и засмеялись.

– Ладно, пойдем, пока ты внезапно не стала хозяйкой сенбернара… Надеюсь, Люся не будет против.

– Ой…там у тебя есть Люся?…Тогда лучше не надо.. Мне кажется, Люся меня не одобрит

– Ахах, Люся -то? Люсе пофигу на тебя. Главное, чтобы она одобрила это, – он погладил щенка.

Любовь посмотрела на него внимательно.

– Люся- это моя овчарка. Надеюсь, они с Крейзиком подружатся. Пойдем, собакен наверное, хочет есть…

Ясный ум

Вот сволочь!

Сквозь елозящие перед глазами дворники прицельно стреляю "суке" прямо в бампер.

И убиваю взглядом. Ее, белую Хонду, подрезавшую меня. Бью ладонью по клаксону три раза. И еще один-контрольный.

– Чтоб тебя!

Я зла. Я спешу. Этот город сходит с ума и сам себя подгоняет в своем безумии. Успеть покинуть его, пока и меня не накрыло карантинной чумой.

Успеть, пока ум ясен. Сжимаю руль. Мне нельзя сходить с ума. Завтра – можно. Сегодня- нет. У меня дети. До них двести сорок километров на скорости. И обратный отсчет до полного локдауна пошел. Если я не успею до закрытия границ между городом и своей деревней, капец, застряну в чистом поле. Пугают, что кордон пройти невозможно, расстрел без объяснений. Чушь конечно, жёлтая пресса жестит.

Но проверять почему-то не хочется. Уже слишком трудно вдруг стало разобрать где сон, где явь.

Признаюсь себе, что затея рвануть в город на пару дней – глупая. Страшная. Но кто знал?

Соврала Дуне:

– Мне надо лично там быть, дела.

А она, стоя в дверях в черной кофте, каркнула: не нужны тебе эти дела.

Ох, Дуня, а ты впрямь ведьма. Как и шептались в деревне. Не нужны мне эти дела, соглашусь.

Да, я жаждала убежать. Из тишины ее покосившейся хаты, где мы на время приютились, когда уже не вынесли сидения в зараженном городе. И уехали с детьми к ней.

А потом мне так захотелось глотнуть воздуха.

Каюсь, я мечтала побыть одна. Два месяца в однокомнатной квартире с двумя пацанами, хоть и родными, без возможности выйти куда-то, это доведет до маразма любого. Я же заслужила

пару дней свободы, да?

Конечно, она не тот человек, с которым можно надолго оставить детей, но я всего лишь на пару дней!

И все же…

Как вспомню эту ее хату… Запах плесени, маленькие окошки с пыльными шторками. Зудящие мухи над блюдцем с красным вареньем…Надеюсь, дети нашли чем заняться. Они у меня огонь, умеют создать игру в чистом поле.

–Да блин! Фиговая ты мать! Не оправдывайся!

Так! Мысли, а-ну кыш! Не надо сводить меня с ума.

Послушай, – говорю зеркалу заднего вида. – Мне было важно, для спокойствия, проверить, что эта истерия с карантином – абсурд. Кто посмеет закрыть магазины, театры, границы? Кто посмеет остановить меня на пути к детям? Какие еще люди с автоматами, какой еще "расстрел на месте"? Вы трезвые там? 21-й век! У нас за расстрел – расстрел! Права человека, е-а!

Оно и сейчас в голове не укладывается. Что у меня час сорок пути-до шанса обнять детей. До полного локдауна. Пора выключить радио с новостями, наслушалась по ходу, хватит. Ибо людей с автоматами видела уже трижды…Чушь какая! Долгое сидение взаперти с детьми – сведет с ума кого угодно!

В фейсбуках сыплются слезные посты о том, как родители не успели доехать до детского сада, забрать детей. И на месяцы разлучились с ними. Не представляю моих детей со слепой Дуней даже на неделю, это ж шизануться. В детстве Дуня и ее хата были моим первым кошмаром. Здесь я прочитала "Майскую ночь" Гоголя. Лежала в холодном поту потом в кромешной тьме хаты. Тиха каспийская ночь…И полна шорохов.

Так, стоп. Ясность ума – наше все.

Что я должна делать сейчас?

– Ехать быстро, но осторожно.

Мой голос звучит уверенно, значит, я в порядке.

Только бы успеть. Смотрю на часы. Осталось двадцать минут.

Здесь можно хорошо срезать через поле, кручу руль влево.

Интересно, Дуня уже покормила их? Как они поладили?

Она всегда казалась чуть странной.

От нее какой-то запах, затхлый, неживой что-ли. Да и чего уж там живому быть, так себе судьба. Война всех перекорежила. Мужа Дуни, моего прадеда, забрали, оставив ее с тремя детьми. Одна из дочерей ее -сгорела заживо стоя у новогодней елки от упавшей на волосы свечки. Прям на глазах у старшей сестры. Моей бабушки. И всю жизнь на той висело чувство вины от матери.

Шепчутся, Дуня и ослепла от своего же проклятья, брошенного в лицо старшей дочери:

– Не доглядела, курва? Глаза б мои тебя больше не видели! Видеть вас всех больше не хочу, слышишь?!…

И теперь чувство вины перед своими детьми – как Дамоклов меч над всеми женщинами моего рода. У каждой что-то да случалось на эту тему…

– Так, мысли, кыш. Не время. Я молодец, что увезла их в деревню. Я молодец. Точка.

Поле внезапно выглядит не так как надо.

–Неужто заблудилась?