Двадцать сигарет в пачке
Шрифт:
– Изумительно! Это больше всяких моих надежд.
Он обошёл Ламеха, достал висящий на его спине огромный медный тесак и стал с восхищением рассматривать, как холодный медный блеск сверкает на филигранно заточенном лезвии.
– Кто это сделал?
Это Слеза Гнева. Секира Ламеха. Сделал мой сын Тувалкаин.
Из группы лежащих на земле позади Ламеха поднялся мужчина и, сделав несколько несмелых шагов вперёд, вновь склонился перед Адамом до земли.
Взгляд Человека скользил по лицам новых людей. Он рассматривал их, приветствуя каждого по отдельности, спрашивал их имена и род занятий. Они
– Ханок, сын Каина. Я приношу белый камень к воротам Ламеха.
– Мафусал, сын Каина. Я строю дома для нашего отца Ламеха.
Дойдя до последнего, робко сторонившегося даже своих братьев, Адам спросил:
– Тебя как зовут?
Тот замотал головой и с тревогой посмотрел на мощную спину Ламеха.
– Не тревожь себя из-за этого ничтожного сына Каина, великий отец! Это Юбааль. Он совершенно плох! Ламех позволил ему поселиться в своём городе только потому, что Юбааль делает приятный шум, рассказывая у костра истории. И от этих историй мне становится так хорошо, что я смеюсь, как ребёнок, а порой даже плачу.
– Это как? – с интересом спросил Адам.
Ламех сделал едва заметный знак рукой и Юбааль, поклонившись до земли, достал из кожаного мешка на поясе небольшую корягу чёрного дерева. Она была выгнута в параболу натянутыми на неё сухожилиями. Он стал ритмично ударять по ним и запел.
– Бала-бала-ба; Я – Юбааль
Бала-бала-ба; Каин – мой отец
Бала-бала-ба; Медведь забрал его
Бала-бала-ба; Ламех наш герой!
Тара-дара-да; Отец пришёл
Тара-дара-да с ним наша Мать
Тара-дара-да счастлив Юбааль
Тара-дара-да; Ламех наш вождь!
– Достаточно, сын мой! – Адам похлопал в ладоши. – Мы признательны тебе за твой труд.
Он вновь поднялся на ступени и обратился потомкам.
– Я – Адам! – громким голосом сказал он. – Первый Человек и ваш праотец. Этот день особенный. Приближаясь к нему, я тешился надеждой увидеть и обнять моего Каина. Но вот этот день принёс мне боль разочарования, потому что моего сына больше нет. Но он принёс мне и надежду – вместо потерянного Каина этот день подарил мне новых сыновей. И я вижу, что сыновья моего сына превзошли своего отца. Ламех, поднимись ко мне! Возьми свой топор – Слеза Гнева по праву твоя. Пусть он будет знаком моего благоволения к тебе. Сегодняшний день пусть отметит всевидящее Сияние, как начало новой эры творения, в которую мои дети войдут повелителями этого мира!
Сказав так, он трижды поцеловал стоящего перед ним великана. Затем, развернув его перед стоящим народом, громко воскликнул:
– Твой царь Ламех, город атлантов!
И весь народ, охваченный единым порывом, подхватил адамов возглас:
– Ламех! Ламех! Ламех!
Лишь Сияние не разделило людского ликования. Резкий порыв ветра нагнал из-за гор свинцовые тучи, которые скрыли за собой бледный солнечный диск. Яркая молния прошила серость небосвода и мощный раскат грома, заливший всю долину, заглушил гордые речи Человека. На город обрушился холодный дождь такой силы, словно мать-земля, устыдившись, пожелала смыть с себя позор от дерзновенных слов новорождённого человечества.
Все разошлись по домам.
Но внутри Адама закипела активность творчества, которая не
Люди всей долины были отправлены на каменоломни для доставки невиданного прежде количества строительного материала. Но хоть потомки Каина и были неимоверно сильны, их усилий было недостаточно для столь амбициозного предприятия. Работа шла медленно. Ламех злился, подгонял руганью и кнутами работающих, но это не приносило результата. Вечерами он с виноватым видом приходил слушать новые наставления Евы, но все время исподволь наблюдал за неподвижно сидящим патриархом. Боязнь разочаровать великого праотца заставляла его искать любой знак благосклонности на неподвижном лице. А Адам никак не замечал этого. Он напряжённо рассматривал символы на могильном Камне. Он был погружен в свои размышления.
Одно туманное воспоминание, почти забытое, но неистребимое, снова ожило и захватило все его мысли. Он вспоминал тот день на Камне Причины, когда последний раз Сияние беседовало с Человеком, открывая некую великую тайну. Он помнил, что это было очень важно. Помнил, что ему предстояло осуществить какую-то великую Цель и она была связана с его перерождением в Человека. Он помнил, что ему предстояло сделать нечто грандиозное. Вот только что именно он так и не успел узнать. Или успел, но теперь не мог вспомнить.
Ах, если бы он смог вернуться в тот сладкий миг, когда Сияние во всем своем могуществе открывало ему эту захватывающую дух Цель, в котором таился ответ на вопрос зачем он здесь! Он точно помнил, что это было грандиозно. Он не забыл масштаб своей великой миссии. Не мог лишь вспомнить в чем же она заключается.
"Ах, если бы я мог вернуться в то мгновение!", – с горечью думал он, неподвижно уставившись на символ, который повторялся на Камне чаще других.
"Если бы я мог!"
И лишь только это желание оформилось в его сознании, из глубин естества поднялся яд Кислого дерева. Зашумев, он поглотил все мысли Человека, и в этом шумном потоке, родился голос ядобога Самаэля.
– Сделай это!
Невесть откуда вдруг потянуло холодным сквозняком и из глубин сознания поднялась Идея. Идея настолько сильная, что в миг вытеснила все прочие интересы Адама.
"Время – это такое же творение бытия, как пространство или материя, – думал Человек. – Значит оно имеет свою природу? Значит оно имеет сущность, которую можно изменить? И если ее можно изменить, то почему бы не попробовать ее изменить? Её нужно изменить! И даже если это изменение вновь принесёт лишь разрушение, пусть! Зато можно узнать, можно вспомнить, о чём же тогда на Камне Причины говорило Сияние! А уж что-что, а возможность разрушать, превращать все в прах – этот дар Сияние не отняло!"