Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)
Шрифт:
Что это за часть земного шара, поглощенная наводнением? Кто расположил эти скалы, эти камни, эти «долмены» доисторических времен? Где я находился, куда завела меня фантазия капитана Немо?
Я хотел его спросить. Но так как это было невозможно, то я только остановил его. Я схватил его за руку. Он покачал головой и, указывая на последнюю вершину горы, казалось, говорил:
— Иди! Иди еще, все иди!
Я последовал за ним, напрягая остаток сил, и через несколько минут добрался до остроконечной вершины, поднимавшейся на десять метров над всей этой утесистой массой. Я оглянулся на то пространство, которое мы прошли. Гора высилась над равниной не выше семи или восьми сотен футов; но противоположный ее склон был вдвое выше и подымался отвесно над низменным дном части Атлантического океана, служившей подошвой горы. Мой взор устремился вдаль и охватил огромное пространство, освещенное ярким блеском. И действительно, эта гора оказалась действующим вулканом.
В пятидесяти футах ниже пика, среди дождя камней и шлаков, широкий кратер извергал потоки лавы, которые растекались огненными каскадами в недрах жидкой массы. Таким образом, этот огнедышащий вулкан, как необъятный факел, освещал всю внутреннюю равнину до последних пределов горизонта.
Я сказал, что подводный кратер извергал лаву, но не пламя. Для пламени нужен кислород воздуха, и потому оно не может проявляться под водой; но потоки лавы за счет своего внутреннего процесса накаливания могут развивать жар до белого каления; надобно опасаться этого жидкого элемента, при столкновении с которым легко обратиться в светящиеся раскаленные пары. Быстрые течения увлекали все эти раскаленные газы, и потоки лавы скользили до подошвы горы, как при извержении Везувия.
И действительно, здесь, перед моими глазами, лежал разрушенный, опустошенный, сброшенный вниз, разоренный город; крыши его строений разнесены, его храмы в развалинах, его арки расселись, колонны его портиков лежат на земле, хотя еще не потеряли некоторых признаков их принадлежности к тосканскому ордеру; далее виднелись развалины исполинских акведуков; здесь заплывшее возвышение акрополя и расплывшиеся формы Парфенона; там остатки набережной, той древней гавани исчезнувшего прежнего океана, в которой находили тихую пристань торговые и боевые триремы; там далее виднелись обрушившиеся стены, широкие улицы, раскрывалась древняя Помпея, опустившаяся на дно океана и воскрешенная капитаном Немо в моих глазах.
Где я? Где я? Я хотел это знать во что бы то ни стало, я хотел говорить, я хотел сорвать медный шар, в котором была заключена моя голова!
Но капитан Немо подошел ко мне и остановил меня жестом. Затем, подняв кусок мелового камня, он подошел к черной базальтовой стене и написал следующее слово: «АТЛАНТИДА».
Какая-то молния озарила мой ум! Атлантида, древняя Атлантида Платона, материк, существование которого отрицает Ориген и исчезновение которого Порфирий, Ямвлих, д'Анвиль, Мальтбрён, Гумбольдт считают легендарным рассказом, но существование которого признается Плинием, Аммианом Марцеллином, Тертуллианом, Энгелем, Шерером, Турнефором, Бюффоном и д'Аверзаком. И этот материк был перед моими глазами со всеми неопровержимыми доказательствами постигшей его катастрофы. Это была та поглощенная страна, которая некогда лежала вне Европы, Азии, Ливии, по ту сторону Геркулесовых столбов, страна, где жили могущественные атланты, против которых древние греки вели свои первые войны.
Историк, который занес в свои анналы великие события этого героического времени, был сам Платон. Его диалог между Тимеем и Критием был, так сказать, вдохновлен Солоном, поэтом и законодателем.
Однажды Солон беседовал с некоторыми мудрыми старцами города Саиса, города, существовавшего уже восемьсот лет, как о том свидетельствовали летописи, вырезанные на стенах священного храма. Один из этих старцев рассказал историю другого города, который был древнее Саиса на тысячу лет. Этим афинским городом завладели атланты и разрушили его. Атланты, повествовал он, занимали очень обширный материк, несравненно больший, чем Африка и Азия, вместе взятые, который простирался от двенадцатого до сорок второго градуса северных широт. Их владения являлись смежными даже с Египтом. Они хотели распространить свою власть и на Грецию, но должны были отступить перед неукротимым сопротивлением эллинов. Протекли века. Произошла катастрофа — наводнение и землетрясение. Одной ночи и одного дня было достаточно для исчезновения этой Атлантиды, высшие вершины которой — Мадейра, острова Азорские, Канарские и Зеленого Мыса — выступают над поверхностью океана и в настоящее время.
Таковы были исторические воспоминания, которые пробудила во мне надпись капитана Немо. Таким образом, очутившись здесь по капризу судьбы, я попирал ногами одну из гор этого бывшего материка! Я дотрагивался руками до этих руин, тысячу раз вековых и современных геологическим эпохам, я ходил по тем местам, где ходили современники первого человека! Я попирал своими тяжелыми подошвами скелеты тех животных сказочного времени, которых эти деревья, теперь минерализованные, некогда укрывали под своей тенью.
Почему у меня не было времени! Я хотел спуститься по крутым склонам этой горы и пробежать по всему этому необъятному континенту, который, без сомнения, соединял Африку с Америкой, посетить большие допотопные города. Там, может быть, представился бы моим взорам воинственный Махимос, благочестивый Эусебес, где обитали исполины, жившие по нескольку веков и обладавшие замечательной силой, давшей возможность созидать строения из этих масс, до сих пор еще сопротивляющихся действию воды. Быть может, в один прекрасный день подземный огонь снова выдвинет на поверхность океана эти поглощенные развалины! И теперь в этой части действуют сильные подземные вулканы, и многие корабли испытывали сотрясения, проходя над этими волнующимися глубинами. Некоторые из них слышали глухой шум, вызываемый борьбой стихий; другие видели вулканический пепел, выброшенный на поверхность воды. Вплоть до экватора здешнее морское дно подвержено действию плутонических сил. И кто знает, возможно, что в отдаленную эпоху это морское дно, постоянно подымаясь вследствие наслоения извергаемой лавы, выдвинет на поверхность Атлантического океана и свои огнедышащие горы!
В то время когда я мечтал таким образом, когда старался запечатлеть в своей памяти все детали этого пейзажа, капитан Немо, облокотившись на какой-то памятник в виде столба, оставался недвижимым и словно окаменелым в немом восторге. Мечтал ли он об этих исчезнувших поколениях и спрашивал у них о тайной судьбе человечества? Было ли этим загадочным человеком избрано это место для того, чтобы проникнуться былым временем и прожить мысленно античной жизнью, так как он тяготился современной жизнью? Чего бы я не дал, чтобы узнать его мысли, чтобы разделить их, чтобы понять их!
На этом месте мы оставались на протяжении часа, рассматривая обширную равнину при блеске лавы, который иногда принимал удивительную напряженность. Кипение внутри горы вызывало содрогание почвы, которое быстро пробегало по поверхности горы. Шум, отчетливо слышавшийся в глубине этой жидкой массы, разрастался временами в величественной полноте. В ту минуту сквозь массу воды показалась луна и бледными лучами осветила поглощенный материк. Это был только отблеск луны, ее изображение, но эффект был поразительный, не поддающийся описанию. Капитан Немо выпрямился, бросил последний взгляд на эту необъятную равнину и затем подал мне рукой знак следовать за ним.
Мы быстро спустились с горы. Пройдя минеральный лес, я увидел маяк «Наутилуса», блестевший, как звезда. Капитан Немо шел прямо на него. Мы вошли на корабль в ту минуту, когда первые лучи рассвета стали белеть на поверхности океана.
Глава X
ПОДВОДНАЯ КАМЕННОУГОЛЬНАЯ КОПЬ
На следующий день, 26 февраля, я встал очень поздно. Ночная усталость вызвала долгий сон, продолжавшийся до одиннадцати часов утра. Встав с постели, я быстро оделся. Мне хотелось поскорее узнать, в каком направлении плывет «Наутилус». Приборы указывали, что он продолжает идти к югу, движется со скоростью двадцать миль в час и держится на глубине ста метров.