Двадцатое июля
Шрифт:
Курков зажмурился и нажал на спуск. Автомат выплюнул заложенную в него порцию свинца и выпал из рук. Падая без чувств к ногам погибших, Сергей успел зачерпнуть горсть земли и всыпать се себе в рот. Чтобы не завыть…
— Встать!
Пронзительный окрик вырвал Куркова из лап кошмарного сна. Прямо в исподнем он вскочил с кровати и вытянулся перед небольшой группой офицеров, возглавляемой капитаном Шталем.
— Капитан, а он что, действительно из России? — вопросил чей-то пьяный голос.
— Я с Украины, — ответил «за капитана» окончательно проснувшийся Курков.
— Молчать! — рявкнул
Компания вновь разразилась смехом.
— Капитан, а это правда, что Отто поручил вам за ним наблюдать?
— Совершенно верно. Как оно жрет, спит и испражняется…
— И каковы первые наблюдения?
— Оно всё делает, как свинья…
Очередной шквал гогота прокатился по казарме.
Курков меж тем спокойно смотрел на пьяных офицеров. Двоих из них он уже знал: Эриха Шталя и ефрейтора Бохерта. Шесть пьяных лиц, карикатурно похожих одно на другое, смеялись над глупостями кретина.
— Мне тоже интересно наблюдать за вами, господин капитан. — Голос Куркова перекрыл офицерский хохот. — Особенно в клозете. Когда вы принюхиваетесь к русским испражнениям.
Шталь с кулаками бросился на Куркова. Тот молниеносно ушел в сторону, и пьяное тело капитана рухнуло в межкроватный проход. Тяжелая тишина опустилась на казарму. Никто не понял, что произошло, но все видели: русский стоит, а капитан бесчувственно распластался на полу.
Один из офицеров попытался было достать из кобуры пистолет, но удар в подбородок свалил с ног и его: получай за Ступникова! Правой ногой Курков чуть не сломал челюсть обер-лейтенанту: за сибиряка Ложкина! Вывернув одновременно кисть руки гауптштурмфюреру, он заставил того взвыть и пасть на колени: а тебе — за неизвестного солдатика, могилу которого никто никогда не найдет!
Казарма проснулась, но встревать в потасовку никто из солдат не спешил.
— Еще одно движение — и я сломаю ему руку! — крикнул Курков и с силой стиснул кисть. Гауптштурмфюрер заорал не своим голосом.
Дрожащими руками ефрейтор Бохерт смог наконец вытащить из кобуры пистолет и навести его на русского.
— Прекратить! — голос Скорцени заставил всех повернуть головы в сторону входа.
Штурмбаннфюрер стоял, заложив руки за спину, в дверном проеме и исподлобья наблюдал за развернувшейся в казарме баталией.
Бохерт опустил пистолет. Тяжело дыша, пьяные офицеры мрачно смотрели на командира.
— Курков, отпустите руку Конрата. Не лишайте меня хорошего снайпера. — Скорцени прошел в глубь казармы. — Неплохо отдыхаем, господа. Бохерт, вы ведь, если не ошибаюсь, сменились сегодня с дежурства?
— Так точно, господин штурмбаннфюрер.
— В таком случае у вас есть время собрать личные вещи. Завтра отправляетесь на Восточный фронт.
Руки Бохерта плетьми упали вдоль тела.
— Кто еще хочет составить компанию ефрейтору? — Скорцени обвел стальным взглядом пьяную компанию. — Никто? Тогда запомните: он, — палец штурмбаннфюрера уперся в грудь Куркова, — нужен мне. Лично мне. И если кто-то из вас вновь захочет поквитаться с русскими в его лице, тот первым же эшелоном отправится на передовую. Вопросы есть? Вопросов нет. Разойтись. — Штурмбаннфюрер повернулся к русскому: — Что ж, я рад за себя. Кажется, я в вас не ошибся, рядовой Курков. — С этими словами он развернулся и пошел к выходу.
Эльза не спала. Штольц пришел домой поздно ночью, часов в двенадцать. Пройдя в спальню, увидел, что жена лежит на кровати с книгой в руке. Маленькая. Хрупкая. Прозрачная.
Штольц положил пакет от Шелленберга на одеяло: — Здесь лекарства. — Он улыбнулся: — Теперь все будет в порядке.
— От Вальтера? — голос Эльзы слабым эхом прошелестел по комнате.
— Да. Он передает тебе привет.
— Напрасно ты взял у него это. — Изможденная женская рука с трудом отодвинула пакет от себя.
— Почему? — Штольц скинул пиджак, присел рядом с женой.
— Вальтер никогда и ничего не делает просто так. Им движет только расчет. За все, за каждое движение. Он что-то от тебя хотел?
— Нет, — попытался солгать Штольц. — Да у меня, кроме тебя, ничего и нет.
— Есть. — Эльза чуть приподнялась на локте, чтобы лучше видеть лицо мужа в вечернем сумраке. — По вечерам ты куда-то уходишь. Я знаю, что не к женщине. Я это чувствую. Однако в последнее время ты явно чем-то озабочен. Плохо спишь. Тебя что-то беспокоит. Лекарства Вальтера связаны с причиной этого?
Штольц несколько минут молча сидел на кровати, не зная, что ответить. Затем прошел в ванную, умылся. Потом вернулся в спальню, прилег рядом с женой, взял ее миниатюрные ручки в свои и мягко сказал:
— Родная моя, тебе нужно уехать. Не возражай, выслушай меня. Скоро в Берлине произойдут некоторые события… Плохие, неприятные события. Тебе нельзя здесь оставаться. Тем более город постоянно бомбят. Я каждый день молю Господа, чтобы ни одна из этих смертельных болванок не упала на наш дом. Самое лучшее место, где можно переждать бомбежки и грядущие события, — это Гетенбург. Дом тети Марты…
Эльза слабо улыбнулась:
— Разве Гетенбург отличается сейчас чем-нибудь от Берлина?
— Отличается, — Штольц придал голосу убедительности. — Там нет ни одного оборонного объекта. К тому же это центр европейской культуры, как и Дрезден. Его бомбить не станут. И англичане, и русские — наши враги, но не варвары.
— Нет, Карл, я не поеду. Останусь с тобой. Если суждено умереть от бомбы, то лучше уж умрем вместе…
— Нет, родная моя, — Штольц нежно провел кончиками пальцев по щеке супруги, — умирать я не собираюсь. И тебе не позволю. Просто мне будет легче выполнить данное Вальтеру обещание, если ты покинешь Берлин. Ведь если события, которые должны в скором времени произойти в столице, пойдут не по тому пути, как я ожидаю, одному мне будет проще выбраться из города. И потому тебе следует уехать раньше. И ждать меня в Гетенбурге.