Двадцатое июля
Шрифт:
Штольц заставил себя подняться, пройти к плите, поставить на нее кофейник.
Трупы. Вид трупов стоял перед его глазами постоянно. Сколько он их сегодня перекидал в фургоны? Десятки? Нет, пожалуй, сотни. Сотни трупов немецких солдат и офицеров. Расстрелянных своими же. Соотечественниками. Господи, что же творится на этой земле?!
Первый же глоток вызвал рвотные позывы. Штольц тут же вылил кофе в раковину, ополоснул чашку под тощей струйкой воды. Посмотрел на руки. Принялся яростно тереть их щеткой для посуды. При виде грязи под ногтями пришел в неописуемое бешенство. Успокоился, лишь когда разодрал пальцы
Борман, тяжело дыша, часто вытирая лоб и шею платком, прошел в кабинет Гиммлера, рухнул в кресло.
— Простите, Генрих, но такая жара — для меня сущий ад. — Глава партийной канцелярии замолчал.
Молчал и Гиммлер. Рейхсфюрер решил, что партайгеноссе сам должен начать с ним переговоры. А в том, что будут именно переговоры, Гиммлер не сомневался. Иначе Борману не имело смысла приезжать к нему лично. Значит, там, в стане его врагов, было принято решение сохранить жизнь ему, Генриху Гиммлеру. Следовательно, на его опыт и организаторские способности еще есть спрос. Теперь главное — продать себя подороже.
— Расскажите, как умер наш фюрер, — неожиданно произнес Борман.
Гиммлер побелел. Такого удара он никак не ожидал.
— Когда я вылетал из Ставки…
— …он был мертв, — прямолинейно закончил фразу за рейхсфюрера любимец Гитлера.
— Откуда вам известно?
— Генрих, — Борман устало посмотрел на собеседника, — мне многое известно. И даже немножко больше, чем «Хромому» и «Борову».
«Ублюдок», — подумал Гиммлер и тут же прикусил язык. Последняя фраза его насторожила. Что могла знать «тень» Гитлера конкретно о нем?
— Итак… — Борман постучал пальцами по столешнице, выказывая нетерпение.
Гиммлеру ничего более не оставалось, как лишь рассказать о последнем дне жизни Адольфа Гитлера. Буквально по минутам. Правда, не забывая вставлять в повествование фразы о собственной стоической, нелегкой и значимой роли. Разумеется, несколько преувеличенной.
Рейхслейтер слушал внимательно, иногда в задумчивости потирая кончик носа. Гиммлер изрядно удивился бы, если б узнал, что глава партийной канцелярии действительно очень внимательно слушает его.
Борман никогда не отличался сентиментальностью, однако сейчас он неожиданно для самого себя почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза и заставляют их предательски блестеть. И неудивительно. Последние три года он не отходил от Гитлера ни на шаг, превратившись в его настоящую тень. Когда рейхслейтеру впервые донесли о готовящемся покушении, первым желанием стало рассказать обо всем канцлеру. Но, тщательно взвесив все позиции, он пришел к выводу, что все должно течь так, как задумано. Кем? Вопрос второстепенный. Летом 1944 года фюрер стал нужен Мартину Борману мертвым. Война шла к концу, а потому каждый теперь был сам за себя. Авторитет фюрера мог сыграть с ним злую шутку. И полков-ник Штауффенберг услышал его желание.
— Фюрер умер как солдат, — произнес Гиммлер в заключение. — На поле боя. От вражеской руки.
— Да, Генрих. Я с вами согласен.
Гиммлер терпеливо ждал продолжения беседы. Теперь настала очередь Бормана рассказать о минувших сутках. И рейхслейтер не заставил себя ждать.
— Генрих, вам известно, что сегодня ночью Адольф Гитлер выступил по радио?
— По Берлинскому радио, — уточнил рейхсфюрер.
— Верно, — неохотно подтвердил партийный лидер.
— Я даже знаю, кем была зачитана эта речь.
— Что ж, значит, мы с вами можем говорить предельно откровенно. Итак, на данный момент мы стоим перед дилеммой: как нам продолжать вести внешнюю и внутреннюю политику Германии? Вы согласны?
— В некоторой степени.
— Но смерть Гитлера, даже если бы о ней сообщили массам, ничего бы, согласитесь, не решила. Даже наоборот: подобного рода известие привело бы нацию к катастрофе. У нас просто не было выхода, кроме как сделать подмену двойником. Но, повторяю, исключительно ради спасения рейха.
«Врешь, — мысленно отрезал рейхсфюрер. — Бургдорф до сих пор не найден, вот ты ко мне и приехал. Был бы двойник у тебя в руках — ты вел бы себя иначе. А теперь плетешь тут словесные кружева лишь с одной целью: хочешь выведать, не у меня ли Бургдорф».
— Предположим, рейх мы спасли. И что будет после… — Гиммлер специально не закончил фразу: многоточие его вполне устраивало.
— То же, что было и до. — Борман поднял на собеседника тяжелый взгляд. — Германия должна продолжать дело фюрера. Независимо от того, жив он или мертв. К тому же с мертвым Адольфом Гитлером, но при нашем завуалированном руководстве она будет делать это значительно качественнее. И нет никакой разницы, кто именно стоит у микрофона, позирует перед объективом или выступает на митинге. Главное, кто стоит за данной фигурой. К тому же, как ни кощунственно это звучит, у нас после покушения появился один очень большой плюс: восставший из пепла фюрер. Даже живой Гитлер, начиная со Сталинградской трагедии, не имел такого грандиозного успеха, какой он получил после смерти. Теперь наш фюрер есть не что иное, как божество. Я не прав?
— Слишком много людей видели мертвого фюрера, — сделал попытку урезонить собеседника Гиммлер.
— Но ведь кто-то же помог Штауффенбергу пронести бомбу? Забыть проверить портфель? В конце концов — перенести совещание в новый бункер? Эти люди должны быть наказаны. И будут наказаны. Так что узкий круг лиц, осведомленных о кончине фюрера, за сутки сократится до очень узкого. Ограниченного только самыми верными людьми.
«Что он имеет в виду? — Спину Гиммлера до самого копчика атаковали крупнокалиберные мурашки. — Что я не попаду в тот круг? Или наоборот? Что у него есть на меня? А если Мюллер соврал и документы свозили не к Герингу, а к нему, Борману? Вон как уставился, упырь. Будто гипнотизирует…»
А рейхслейтер в тот момент думал о другом. «Нельзя, — размышлял он, — нельзя отдавать всю основную власть Герингу. Ее следует поделить между Хайни, «Боровом» и «Хромым». И не откладывая. Пусть я снова буду «тенью фюрера». Точнее, «тенью двойника». Но именно это мне и нужно, пока они будут грызться за кости фюрера.
А потому Гиммлер нужен мне как союзник. При всей полноте нынешней власти».
— Кстати, — первым прервал паузу Борман, — вы с Герингом еще не виделись?
— Нет, — моментально отреагировал рейхсфюрер. — Но сразу после нашей с вами встречи намереваюсь поехать к нему.