Двадцатые
Шрифт:
Честно заработанная репутация высококвалифицированного спеца, неофициальный титул первого геологоразведчика страны, работа на лучшие компании за большие деньги, орден Св. Станислава в петлице…
Революция, разруха, исчезновение работодателей - кто сбежал, кого шлепнули, растерянность, почти паника, здоровье стремительно сдает – сказались жизнь перекати-поля и ночевки под открытым небом.
Приглашение в Московскую горную академию с предложением создать и возгласить кафедру геологоразведки стало для Владимира Дмитриевича спасением.
Паек, определенность, служба,
Селиховкин умел писать не только научные статьи – редактором его книги «Золото (Записки инженера)» стал не кто-нибудь, а Алексей Максимович Горький, издавший ее в десятом альманахе своего проекта «Год XIX».
Автор «Золота», к тому времени ставший главным инженером треста «Лензолото», кавалером ордена Трудового Красного Знамени и обладателем значка «Стахановец золотой промышленности», довольно часто вспоминает о своем учителе:
«Владимир Дмитриевич Рязанов. Навсегда запомнилась мне его огромная фигура, согнутая и как-то осевшая от болезни, которая свела его в могилу. Мягкий, поразительно деликатный, он неспособен был просить чего-либо для себя или для своей семьи.
Тяжело больной, он с трудом одолевал путь в академию - с Ордынки на Большую Калужскую. На это он тратил целые часы. И ни одной жалобы! Студенты скоро заметили это. Ни слова не сказав профессору, мы добились для него квартиры в нижнем этаже академии. Надо было видеть, как Владимир Дмитриевич был тронут этой небольшой заботой.
Старый профессор, бесконечно преданный науке, спешил отдать все, что знал, своим ученикам. Опыт у него был огромный, литературы же по золоту не было. Я был в то время единственным студентом, специализировавшимся по разведке и разработке россыпного золота.
С болью наблюдал я медленное умирание дорогого для нас человека, просиживал с ним ночи, работая над дипломным проектом.
— Мне недолго жить, Виктор Васильевич, — говорил он смущенно, — посидим, голубчик, попозже...
Нашему старому учителю стало трудно подниматься на третий этаж. Мы поставили ему кровать в кабинет, приносили туда обед... Помню, как, опершись руками о стол, тяжело дыша, он стоял над чертежной доской и конструировал по просьбе И. М. Губкина сложный прибор для определения элементов залегания магнитных руд бурением. Упала на чертеж от усталости голова студента, вычерчивавшего прибор по указанию учителя, давно слипаются глаза у меня. А профессор о чем-то говорит сам с собою, обмозговывая детали прибора. Какая это поразительно ясная была голова! Прибор изобретен и оказал огромную помощь при разведке Курской магнитной аномалии».
Пароходная пристань на реке Бодайбо.
И вот первый птенец Московской горной академии вылетает из гнезда – Виктор Васильевич Селиховкин защищает дипломную работу на тему «Разведка участка Ленских россыпей по течению реки Бодайбо и Большого Догалдына», чтобы стать обладателем свидетельства об окончании Московской горной академии №1, подписанного ректором Губкиным и проректором Обручевым.
«Защита дипломного проекта была назначена на 7 июня 1923 года. Меня торопят. Правительство требует, чтобы академия, наконец, начала выпускать инженеров. Я очень волновался, потому что этот день был экзаменом не только для меня, но и для всего факультета.
Во мне заключался весь первый выпуск Горной академии. Я ее первый инженер, и в качестве моей дипломной работы кровно заинтересован весь коллектив студенчества и преподавателей. Но больше всех волновался наш дорогой Владимир Дмитриевич Рязанов, надевший ради столь торжественного случая парадный сюртук и тугие воротнички и, вероятно, очень в них страдавший.
Защита происходила в самой большой аудитории академии, до отказа набитой студентами и преподавателями. В первых рядах сидели профессора и мои лучшие друзья — студенту. Декан факультета объявляет:
— Публичное заседание академической комиссии по приему дипломного проекта студента Селиховкина считаю открытым.
Я начал излагать тему. Сначала страшно волновался, не находил слов, чуть-чуть запинался, голос срывался. Но скоро овладел собой, доклад повел уверенно, отчетливо представляя себе каждую деталь вопроса. Кончил. Начались вопросы профессоров. Особенно досталось мне от любимого, но страшного своей эрудицией и требовательностью В. А Обручева. Мне даже жарко стало.
В аудитории стояла, как сейчас помню, напряженная тишина. Наконец вопросы окончены. Слово для заключения берет проф. Рязанов, руководивший проектированием. Декан просит меня оставить аудиторию:
— Студент Селиховкин, прошу вас оставить зал заседаний.
Не зная, куда девать руки, я топчусь по колонному залу пять или десять томительно длинных минут, показавшихся мне очень долгими.
Снова открывается дверь. Я слышу торжественный голос декана:
— Горный инженер Виктор Васильевич Селиховкин, прошу вас в зал заседаний совета факультета.
Вхожу. Все, как в тумане. Лица улыбаются и кажутся страшно широкими. Декан читает постановление совета, признающее защиту отличной, а меня удостоенным на основании таких-то и таких-то статей закона звания горного инженера.
Зал кричит и аплодирует. Все вскакивают с мест. Меня поздравляет и обнимает декан, за ним проф. Губкин, Обручев, Рязанов, друзья…».