Дважды рожденный
Шрифт:
На пороге горою нарисовался Зотей — двоюродный брат, сын его дядьки Поликарпа. Он был почти на пять лет старше, ростом повыше да в обхвате пошире — раздобрел и заматерел, как женился. Готовила его Марфа отменно. Всякое печеное из теста да с начинками: пироги, кулебяки, курники, оладья, блины, — в их семье не переводилось. Несмотря на опалу дедову от общения с Мартом Зотей не отказался. Да и прежде они всегда хорошо ладили.
— Отец зовет, собирайся, поедете за Грузом.
Март на миг потерял дар речи: это что же выходит, с него, отщепенца, снят запрет на участие в делах семьи? А то ведь за последние месяцы ни слова, ни полслова. Выглядело это так,
— А куда? Насколько? И чего вдруг?
Его и прежде, до ссоры с большаком, предпочитали на серьезные дела не брать. Народу хватало. Опять же школяр, молоко на губах не обсохло, опыта мало, а ветра в голове много. Воображения всякие… Знали, что про полеты мечтал, про сны. Он ведь прежде всем рассказывал, не таясь.
Сначала слушали со вниманием, потом начали насмехаться. Пришлось затыкать рты вместе с выбитыми зубами. Кулаки-то у него всегда были крепкие. А как в пору вошел и оружие получил, так и вовсе примолкли, разве что взглядами иногда показывали, так, втихомолку. По всем параметрам выходило, что некомпанейский он человек… не сдержанный, резкий, драчливый со сверстниками и совсем не ласковый, не прилежный и не услужливый со старшими. Но вот Зотей, в отличие от многих, никогда не шутил и не ерничал, уважал его душу.
— Надо с Белого камня доставку прикрыть, — огладил короткую, русую, в густых завитках бороду, подбирая слова, и продолжил, — за последние недели хорошо набралось, опасно там держать столько добра. А людей, сам знаешь. Из тех, кто уцелел, все в разгоне, кто по копанкам, кто на торг ушел, кто за хлопами гоняет. Так что и твой час настал, Март.
Вот так, на безрыбье и рак — рыба, и «поперечный» характер Марта за скобки вынесли. Мужчины в их роду всегда отличались особой силой, крепостью и здоровьем. Никакие лихоманки Вахрамеевых не брали! Все на них заживало само собой. Если не погиб, получив ранение, пусть даже голова разбита, да так, что мозги из-под кости и розоватой кровавой пены серели, обязательно выживал, а после на свои ноги вставал. Так и говорили все кругом, мол, Вахрамеевы — они двужильные.
На том дед Маркел и допустил промашку. Поверил, что сдюжит семья и эту беду. Только чужемирная зараза оказалась сильнее.
— Ты по-быстрому давай. Возок уже запряжен, только тебя и дожидаются.
— Ни слова никто не говорил…
— Понятно, — дернул нетерпеливо кучерявой головой Зотей. — Не про то разговор.
Раз дело серьезное, надо было оснащаться от и до. Это на велике по городским улочкам прокатиться до друзей или в школу можно без защиты и двух-трех стволов. Жить, конечно, очень хочется, но всему бывает предел. Ведь даже пистолет потянет, считай, целый килограмм, про ружья и говорить нечего, по такой жаре их вес очень ощутим. Вот только сегодня намечалась у него первая настоящая работа. Не учебный, а настоящий, боевой выход. И сам Март бы не понял себя, если без основательности подошел к снаряжению.
Потому прежде, чем выйти, он привычно накинул поверх легкой брони (а другой у него и не было) старый, еще отцовский патронташ, звонко щелкнул пряжкой, застегнув пояс с кобурой, в которой опять же наследство от родителя — четырехлинейный[1] полуавтоматический пистолет. Надежный и убойный. Который ни разу его не подводил. Сами посудите. Свинцовая оболоченная пуля весом в десять с половиной грамм — это вам не баран чихнул. Остальное следовало взять позднее, прямо перед выходом на улицу, у Костыля в оружейке.
Вниз
И запасная — черная. Узкая, закрученная тугим винтом в тесной нише небольшой сквозной боковой пристройки. С истертыми каменными ступенями, выглаженными до блеска железными перилами. Метод скорейшего спуска был давно опробован и освоен мальчишками. И польза, и немного веселья в их скучном и суровом обиталище. Он уцепился за поручни, прихватив края рукавов ладонями, чтобы трения поменьше и айда вниз! Сизым соколом слетел, почти не касаясь истертых каменных ступеней, до самого первого этажа.
Спрыгнул на последнем повороте и едва удержался, чтобы не врезаться тяжелой головой прямиком в грудь не по Вахрамеевски рослого, это он в мать — бабушку Мартемьяна — Екатерину Макаровну пошел, дядьки Поликарпа.
Род их — все больше коренастые крепыши среднего роста, зато косая сажень в плечах, калган крепкий. Дед Маркел — на что уж и старик, а все здоров, «ровно жеребец стоялый». Его жена, бабушка Катя, померла два года назад под самую Пасху. Дед немного подождал, соблюдая приличия, и с одной бедовой вдовицей шашни закрутил. Судачили, что приворожила она его чародейством и ведовством. Март к таким разговорам относился с пренебрежением, в мыслях своих рассуждая: «Кто знает? Видел ее пару раз. Красивая, статная, пышногрудая, крутобедрая, в талии стройна. Кто от такой откажется, и к чему ей кудесы? А вот дед, все неймется ему… Эх, лучше бы о делах думал… борода седая…»
— Осторожней, куда несешься, как на пожар? Сколько раз говорено: на руках только по тревоге спускаться?
Вроде и стоял смирно, и слушал, а мысли Марта витали далеко. Дядька, поняв, что наставительные речи племяннику-неслуху говорить толку нет, а время поджимает, махнул раздраженно рукой и скороговоркой распорядился:
— Пойдете до Сухого колодца. Мин, Ефим, Гриша и ты. Брат, понятное дело, будет старшаком. Он же и упряжкой править будет. Ты вторым стрелком на возке сядешь. Груза больше двух пудов [2] собралось.
Март невоспитанно присвистнул.
— Ничего себе! Богато живем! Это за сколько времени хлопы столько натягали из копанки?
Поликарп поморщился, но все же соизволил пояснить. Ему и самому хотелось с кем-то поделиться нежданной радостью:
— Повезло на друзу попасть. Почитай, разом вчера за день все и добыли! Три недели по крупице шла. Уж думали — все, пустая порода осталась в колодце. И тут такое! Потому и срочность такая. Опасно оставлять на месте. Изгои-барантачи налетят или, того хуже, кто из соседей прознает… А кроме вас нынче под рукой никого больше нет. Мартемьян, это твой первый поход. Слушайся Мину. Делай все, как полагается. Ты хоть завтракал?
— Не успел.
— Некогда уже. Возьми сухарей, по дороге погрызешь чуток. Ну, с Богом!
Дядька перекрестил его двумя перстами и коснулся склоненного лба племянника, благословляя.
— Поликарп Маркелыч, — со всей вежливостью, на какую был способен, обратился Март к нему, — не сомневайся, все сделаю как надо. Не подведу, вот те крест. Один вопрос.
— Ну, говори, — нахмурившись, качнул лобастой головой лидер боевого крыла клана.
— Если Груз такой ценный, чего дед ватагу стрелков не наймет?