Дважды украденная смерть
Шрифт:
— Гляди по сторонам, — сказал Олин. — Любую машину хватаем...
Полуторку они увидели у магазина. Двое людей таскали какие-то ящики, впопыхах забрасывали их в кузов. Олин узнал Григорьева, директора торга.
— Геннадий Поликарпович! — крикнул Олин сходу. — Кончайте самодеятельность...
— Чего? — недовольно уставился тот, утирая пот со лба. — Тут, знаешь, ценностей сколько.
— Есть и поценнее! — проговорил Иван Фомич, и заглянул в кузов. — Тушенка тут... Вот ценность...
И он остро почувствовал, что с утра ничего не ел.
— Да что тушенка! — начал горячиться Григорьев. — Это так, по ошибке начали в продовольственном отделе хватать... А у меня драгоценности, меха...
Олин заговорил решительно и веско:
— Меха мехами, а в банке деньги лежат... и золото...
— У меня тоже ценности, понимаешь! — почти закричал Григорьев.
— Слушай, Геннадий Поликарпович, времени для дискуссий у нас уже не осталось. Я беру машину, и если хочешь, использую для этого власть.
Олин смотрел на директора магазина так, что тот кое-что понял...
— Ну, хоть меха-то вынесем, — сразу сбавил он тон. — Часы, драгоценности мы погрузили, но ведь еще меха...
Он как-то жалобно глянул на капитана.
— Ну давайте, только быстрее...
Директор сел в кабину, Олин и Коля устроились в кузове на ящиках.
— К банку! — коротко приказал Олин шоферу.
И тут, огибая клумбу, они увидели такое, отчего кровь захолодела в жилах. Их милицейский фургон лежал опрокинутый, искореженный. Такое бывает при прямом попадании бомбы...
Помогать тут было некому. Это видно сразу.
«Вот почему никто не приехал к банку», — мелькнуло у Олина...
Ивин, директор банка, уже стоял на крыльце.
— Ну что же вы, — почти простонал он. — Ведь немцы вот-вот будут...
Забросить несколько мешков было минутным делом. Иван запрыгнул в кузов.
И они помчались. Хмурый, испуганный шофер жал на всю железку. Город скоро оказался позади.
Ехали проселочной дорогой. Олин знал, что в одном месте придется пересечь шоссе. И с тревогой думал: а вдруг немцы уже там. Он хотел было остановить машину, и опасный участок проехать с оглядкой. Но не успел. Все получилось внезапно. Когда машина вырвалась на шоссе, откуда-то сбоку вывернулся перед ними фашистский мотоцикл.
Немцы привыкли действовать, не размышляя. Пулеметная очередь ударила в кабину. Полуторка ткнулась в кювет, застыла,урча мотором.
Доли секунды хватило Олину и Коле, чтобы понять, что к чему. Две гранаты, полетевшие из кузова, не только опрокинули мотоцикл, но и навсегда успокоили его хозяев.
Олин выпрыгнул из кузова. И шофер, и Григорьев были мертвы. Мотор машины, захлебываясь, еще урчал: водитель, видимо, падая, держал носок ноги на акселераторе...
Олин, Коля и директор банка быстро перебросили убитых в кузов. Иван Фомич бросился на сиденье, залитое кровью, дал задний ход и вырулил на дорогу, надавил на газ. Радиатор чадил. Через две-три минуты понял: мотор едва тянет, машина получила свое от пулеметной очереди. И круто свернул на поляку. Едва он завернул за кусты, мотор заглох. «Приехали», — невесело подумал Олин.
Осмотр машины показал: ехать больше было нельзя. Кроме пробитого радиатора, изуродованы были передние колеса, пули прошили бензиновые баки.
Починить неисправности нечего было и думать.
Совещание было недолгим. Олин, как старший, велел Григорьеву и Коле тихо подготовить яму, чтобы закопать самое ценное.
— А я в село схожу. Людей я здесь в этом районе знаю, они помогут... Если ничего не выйдет — кое-что унесем, кое-что зароем, остальное — сожжем...
Иван Фомич ушел. Он хорошо продумал, к кому обратиться. Авдотья Тимофеевна была в его представлении самым надежным человеком.
Он не ошибся. Бабка Авдотья свела его с нужным человеком. Мальчик отвел его в Щербиничи, человек, вышедший на встречу, собрал группу, но... было поздно.
Прокравшись на рассвете, Иван Фомич и его помощники обнаружили: машина была пуста, в кустах лежали забросанные хвоей тела Коли и Григорьева...
Все это рассказал Иван Фомич «Батьке Матвею».
— Тут не просто Тараска с его банками, — сказал Иван Фомич, порывисто поднимаясь. — И Тараску, конечно, выручать надо, но тут дело посерьезней. Я понял тогда еще, что кто-то разгрузил машину. Но кто? Не похоже, чтобы это были немцы... Тогда-то я и решил остаться в этих краях: а вдруг удастся напасть на след пропажи? Ведь кто-то все это прибрал к рукам. И вот эти банки... Ясно, что мальчик, обнаружив тайник, взял то, что его больше всего привлекло: консервы.
Полицаи заставят его повести к тайнику. Мальчик долго не выдержит: это же звери! Сергей примерно знает, где это. Вот там и надо устроить засаду...
Через полчаса полтора десятка бойцов во главе с Олиным вышли из лагеря. Серьга повел их по Тараскиным ориентирам. Еще десять человек пошли в деревню — это на случай, если Тараску все еще держат в амбаре.
Буза не собирался вести Тараску ни в какую комендатуру. Он сам был вроде гестапо. Умел не хуже однопогонников в черных мундирах развязывать языки. Тараску он так резанул ремнем по ребрам, что тот взвыл.
— Говори, где взял банки? Не скажешь, весь ваш род изведу.
Тараска твердил слова:
— В лесу, под кустом.
— Под кустом, говоришь? Вот тебе за «подкустом»...
Буза схватил Тараску за волосы и наотмашь принялся хлестать его по лицу.
— Скажешь? Или я тебя за ноги, да об угол головой?
— В лесу... — прошептал мальчик.
— Что в лесу? Говори! Что там? Тайник?
Тараска кивнул.
— Вот так бы давно, — с удовлетворением сказал Буза. — Показывай, где это.
Он отдал приказ запрягать лошадь, взял оружие.
— Да патронов побольше. Лес он и есть лес... Там всякое бывает.
Тараску положили на телегу. Он сопел разбитым в кровь носом и пытался придумать, что ему предпринять. Где сейчас Серьга? Дошел ли он до партизан? Ведь убьют, гады, если не покажешь.
Дорога, по которой можно было ехать, кончилась. Лошадь привязали к дереву, пошли пешком.
Тараска на всякий случай пошел в сторону от запримеченного места. Буза перехватил худенькую талию мальчика узким ремешком, другой конец намотал на руку — еще сбежит, оголец...