Дважды в одну реку

Мы все живем во власти стереотипов, как бы ни пытались это отрицать, стараемся избавиться от них, но стереотипы оказываются сильнее, берут нас в плен — открыто или исподтишка. Самый распространенный из них — тот, согласно которому женщине всегда принадлежит второстепенное место рядом с мужчиной, как бы ни старалась она быть успешной, строить карьеру и добиваться высот, в определенный момент должна оставить все ради иллюзорной идеи поддержания огня в семейном очаге, неважно, что последнюю сотню лет человечество

с успехом обходится без этого самого очага. Второй стереотип о том, что это мужчина вправе увлечь женщину, покорить и приручить ее, а потом отправиться прочь — догонять свою мечту, брать приступом новые города и открывать новые страны. На него, конечно, будут обижаться, ругать его последними словами, но потом понимающе вздохнут: «Ну что вы хотели? Это же мужчина!», а вот женщине так вести себя нельзя — это противоречит ее предназначению и природе. Такую женщину стоит не то, чтобы осуждать, но уж точно относиться к ней с недоверием и да, все же, с некоторым осуждением.

Героиня этой истории старалась ломать стереотипы — не потому, что ставила это своей целью, просто хотела реализовать свою мечту, не верила, что личное важнее публичного, понимая под ним профессиональный и финансовый успех. В определенный момент публичное было в апогее, а личное — в глубоком упадке, но она не шла на уступки… Мне она близка, иногда я думаю те же мысли и надеваю те же платья, поэтому я буду за нее очень переживать и очень надеяться, что если она вам даже не понравится, то вы ее не будете судить слишком строго.

2005 год

Париж заливало холодным, почти зимним дождем. Елисейские поля казались хмурыми и безлюдными, и даже манекены в дорогих витринах сияли не так радостно, как обычно. Эйфелева башня была окутана туманной дымкой; туман — прерогатива Лондона, но сегодня он царил над Парижем.

Но никакой дождь и холод не могли разрушить счастливое настроение молодой парочки, целовавшейся на смотровой площадке Триумфальной арки, в их крови играло счастье и молодое Божоле.

— О, Боже, Максим, скажи мне еще раз, когда ты получишь развод, — прошептала миниатюрная блондинка, чуть отстраняясь от своего спутника, — скажи здесь, sous le ciel de Paris, как у моей любимой Пиаф.

— 17 ноября, через 2 дня после приезда, — ответил ей парень и продолжил свой почти яростный поцелуй, — Черт, я уже промок до нитки, пойдем куда-нибудь под крышу.

— Обещай, что больше никогда не сделаешь такую глупость, как эта женитьба, — продолжала Даша, прижимаясь к Максиму еще теснее, ее холодные пальчики пробрались под свитер Максима, и по его телу пробежала легкая дрожь.

— Обещаю, тем более, это совсем не трудно. Я чуть с ума не сошел от этой своей жены, она все делала не так. Потому, что она — это не ты.

Еще через пару часов они сидели счастливые и сытые в небольшом ресторанчике в Латинском квартале, над залом царил полумрак и за соседними столиками шумели компании студентов.

— Дашка, я думаю, ты первый человек, который явился сюда с пакетами Gucci и Lancel, — улыбнулся Максим.

— Вполне возможно, — проговорила довольная Даша, — Но ты же знаешь, я считаю, от жизни нужно брать абсолютно всё, а в Париже всё — это и Gucci, и такие вот колоритные места.

— А я вхожу в твое «всё»? — спросил ее Максим, беря за руку, на которой вспыхивало разноцветными огоньками кольцо Tiffany.

— Входишь, конечно, — ответила Даша, любуясь кольцом. — Представляешь, лет через 7, когда нам будет уже за 30, мы будем с тобой вспоминать этот день в Париже, когда ты сделал мне предложение.

— Представляю. Надеюсь, к этому времени уже быть чьим-нибудь папой.

— Думаю, быть чьим-нибудь папой тебе пойдет, — ласково прошептала Даша.

2011 год

— Что за унылая жизнь? вечером в пятницу тащиться домой вместо того, чтобы провести время где-нибудь в клубе или в ресторане, — мрачно думал Максим, открывая дверь своей квартиры. — Унылая скучная жизнь, сплошь состоящая из работы, плача ребенка и жены, которая из знойной красотки превратилась в недовольную тетку.

— Привет, Максим, — раздался голос откуда-то из глубины квартиры.

— Привет, — недовольно пробурчал он, вешая пальто и снимая уличные туфли.

— Машенька сегодня, наконец, покакала сама и не плакала совсем, — проговорила его жена, выходя из детской.

— Здорово, — безразлично ответил Максим, а про себя подумал: какая сенсационная новость! — Что у нас на ужин сегодня?

— Могу погреть тебе пиццу, — ответила жена.

— А что-нибудь нормальное в этом доме есть? Кроме пиццы? — заводился Максим.

— Нормальное хочешь — готовь себе сам. Мне некогда, я целый день с Машенькой занималась.

— Какого черта ты уволила домработницу и отказалась от няни? — почти закричал Максим.

— Не кричи — ребенка разбудишь, — бросила жена и ушла в гостиную, зашуршав там газетой.

— Да пошли вы все! — зло бросил Максим и закрылся в своем кабинете.

Счастливая семейная жизнь — предел мечтаний. Мечты — удел идиотов, больше он на это никогда не попадется. Галстук вслед за пиджаком был брошен на диван, из бара появилась бутылка виски и одинокий стакан.

В коридоре шаркала тапочками жена — неужели нельзя ходить так, чтобы ее было не слышно! И не разбрасывать кругом свои желтые газеты с новостями из жизни знаменитостей! — Максим сбросил со своего стола газету, на первой странице которой красовалась какая-то полуобнаженная девица.

Захныкал ребенок, и почему эта девчонка вечно ревет? — Максим плеснул в бокал новую порцию виски.

Зазвонил телефон, Максим хотел бросить его куда-нибудь подальше и не отвечать, но после второго стакана жизнь показалась несколько веселее, и он решил ответить.

— Макс, привет! — раздался голос Вовки, приятеля по Универу.

— Привет!

— Как жизнь? Как жена, дочь? — Вовка был примерным семьянином и наивно думал, что все так же, как он, счастливы удушающим семейным счастьем.