Дважды в одну реку
Шрифт:
— Даша, я надеюсь, ты останешься у нас? — спросил Денис Петрович, паркуясь возле своего дома.
— Да, останусь, — кивнула Даша, она не могла и не хотела оставлять Максима одного.
— Даша, как прошел ваш вечер отличников? — Людмила Львовна пыталась поддерживать непринужденную светскую беседу, несмотря ни на что. Макс и его отец курили уже по третьей сигарете, отравляя воздух ядовитым, как и воспоминания о прошедшей ночи, дымом.
— Неплохо, немного странно и как-то уж очень наивно, — ответила Даша, казалось, что вчерашний вечер был миллионы световых лет назад.
— Мама была? — Даша подумала, что пустые
— Макс, доешь бутерброд, — как непослушному ребенку, сказала Людмила Львовна сыну, — Ты не съел почти ничего.
— Мама, прекрати! — вскочил Максим. — Я убил человека, а ты разговариваешь со мной как с маленьким, как будто я разбил коленку, — он отошел к окну, распахнул его, почти сорвав легкую штору. — Неужели, чтобы ты поняла, что я повзрослел, должно было произойти все это! — парень хлопнул дверью и выбежал из кухни.
— Да, что же это такое, — бессильно уронила руки на стол Людмила Львовна. — Я же для него стараюсь, для него одного, — она плеснула коньяк в чашку мужа и выпила залпом.
— Может, ты слишком много стараешься, Люда, — тихо сказал Денис Петрович и прикурил очередную сигарету.
— Я, пожалуй, пойду к Максиму, — тихо произнесла Даша и выскользнула в коридор.
Дверь в комнату Макса была закрыта, первый раз за всё то время, что Даша бывала в этом доме. Стучать было глупо, девушка распахнула дверь и вошла внутрь. Парень, ссутулившись, сидел на кровати, в открытое настежь окно залетал тополиный пух.
— Макс, закрой, пожалуйста, окно, ты же знаешь, у меня аллергия, — сказала Даша. Она долго стояла и смотрела на притихшего парня, не зная, что говорить.
Он встал и молча закрыл окно.
— Я не забыл, просто не думал, что ты придешь, — чуть хриплым голосом проговорил Максим, наклонился и поднял клубок тополиного пуха с пола. — Пойду брошу, а то будешь чихать.
— Оставь, — Даша коснулась его руки и заставила разжаться кулак, белые пушинки вновь закружились по комнате. Она подошла к Максиму близко-близко, так, что ощущала, как поднимается и опускается от частого дыхания его грудь. — Я помню, что ты всё обо мне помнишь, — прошептала Даша, чуть привстав на носочки и стараясь дотянуться до его губ. — Я тоже всё про тебя помню, всегда, — девушка скользнула поцелуем по шершавой щеке.
— Ох, Даша, что же я наделал? — то ли простонал, то ли прошептал Максим, прижимаясь ртом к ее приоткрытым губам.
— Что-то плохое и страшное, — выдохнула Даша, когда Максим, чтобы глотнуть хоть чуть-чуть воздуха прервал их поцелуй, — Но ты справишься со всем, я знаю, — ее рука блуждала по спине Макса, то сминая, то разглаживая его рубашку.
— Родители справятся со всем, а не я, — усмехнулся Максим, касаясь щекой дашиной макушки.
— Ты справишься, а не они, — строго сказала Даша, — Они помогут тебе, но это внешнее, они и должны тебе помочь. Но справляться будешь ты один, — она чуть отстранила от себя парня и медленно начала расстёгивать пуговицы на его рубашке. Макс на секунду замер, словно не веря в то, что происходит, а потом одним легким движением расстегнул молнию на дашином платье, оно скользнуло на пол и девушка, перешагнув через него, улыбнулась и смущенно, и дерзко. Максим чуть отошел, щелкнул замком двери и с восторгом сгреб Дашу в объятия. Она была рядом с ним, почти совсем обнаженная, в крошечных цвета шампанского трусиках и на высоких каблуках, которые забыла снять, войдя в дом. Ее обычно идеально прямые волосы распушились, на бледном без косметики лице горел румянец — ожившая эротическая фантазия, лучшая девочка курса, его Даша.
Маленькие проворные пальцы быстро справились с его рубашкой, чуть замерли на пряжке ремня, но затем резко рванули его прочь, пуговица, молния — свобода, горячее молодое тело под ее неопытными руками. Страшнее, чем в первый раз.
Максим осыпал поцелуями ее лицо, пухлые губы, упрямый подбородок, нежную шею, чуть выпирающие ключицы, он знал, одну из них Даша сломала, зачитавшись каким-то романом и упав с верхней полки поезда в 9 лет. Как глупо, он не побрился, и теперь щетина царапала ее нежную, словно фарфоровую кожу, хотя нет, фарфор был красивым, но таким холодным, а Даша пылала в его руках.
Она не знала, что делать и просто отвечала Максиму — его поцелуй, ее поцелуй, его прикосновение, ее в ответ. Даша плавилась и трепетала, стремясь быть к нему все ближе и ближе, еще и еще, чтобы не было больше никаких преград между ними.
Максим сел на край кровати, совершая языком запутанное путешествие по дашиному телу. Даша вцепилась ему в волосы, не зная, как выдержать то, что с ней происходит. Ее трусики сползли к шпилькам нарядных туфель, коленки дрожали, она сбросила одну туфлю, потом другую. Казалось, силы оставили ее, унеся с собой и волю, и разум, зато чувства бушевали вовсю. Максим опустился на колени, то ли счастье, то ли мука захватили ее еще больше, хотя, казалось, больше нельзя. Мир не взорвался, нет, он просто окрасился в новые радостные цвета, и этот водоворот красок захватил Дашу, баюкая и качая на своих сияющих волнах.
Она и сама не поняла, как оказалась лежащей на прохладном оранжевом покрывале, по которому то по одиночке, то группками куда-то шли большие слоны. Слоны почему-то шли кверх ногами и солнце тоже светило снизу вверх, но это не казалось странным, может быть, в этом новом счастливом мире именно так было и нужно.
Макс нависал над ней, его блуждающий и полубезумный взгляд был полон сомнений и вроде бы страха. У Даши не было сил говорить, ни слова, только улыбаться, она надеялась, что в ее улыбке он прочтет радость и счастье. Ей так хотелось сделать что-то в ответ, и последним усилием она потянула Максима к себе, он с сомнением покачал головой, она нахмурилась, как надеялась строго, а потом улыбнулась, от уха до уха, легонько его пощекотала, и Макс рухнул на нее, силясь не рассмеяться.
За эти короткие минуты или часы Даша и сама чему-то научилась, теперь и ей хотелось что-то дать Максиму, и все началось сначала — поцелуи, касания, ее губы на его груди, его руки на ее ягодицах. Яростно — нежно, стремительно — плавно, друг к другу, все ближе и ближе. Он и она и ничего между ними, одежда, условности, его эгоизм, ее страхи. Горячо и щекотно, сильнее и дальше, сдерживаться нет сил, да и желания в общем-то тоже. Апофеоз тепла и света, теперь уж точно он — ее Макс и ничей больше.