Две дороги
Шрифт:
— К чему этот некролог?
— Ладно, ладно, не буду, — послушно наклонил голову Ямщиков.
Буфетчик медленно перевел взгляд на Дружиловского.
— Вас, я слышал, зовут Сергей Михайлович? И вы, я слышал, офицер? Это прекрасно. — Он сжал рукой массивный, мягкий подбородок. — Насколько мне известно, вы приехали в Москву попытать счастья. Это прекрасно, время для этого самое подходящее. Где будете проживать?
— Есть далекая родня, но надо ее отыскать.
— Не надо, — сказал Павел Григорьевич. — Пока поживете у меня, места много, вдвоем будет веселее. Двум русским офицерам есть о чем
— Мне еще надо работу найти.
— Не торопись, Серик. Работа не волк... — вмешался Ямщиков.
— Пока поработаете здесь, — добавил Павел Григорьевич.
Обычно до полудня Дружиловский спал, а потом вместе с Павлом Григорьевичем через всю Москву они ехали на трамвае в ресторан «Аврора». Там он помогал Ямщикову расставлять стулья, одним пальцем печатал на машинке меню и отчетность по буфету. Потом до вечера было несколько свободных часов, и он болтался по Москве. Не очень веря в посулы Ямщикова и Павла Григорьевича, присматривал себе работу. А вечером снова помогал Саше. Надевал великоватый ему официантский смокинг и делал все, что велел Ямщиков, — улаживал конфликты гостей с официантами, утихомиривал, а то и выдворял подвыпивших скандалистов... Поздней ночью на последнем трамвае они с Павлом Григорьевичем возвращались домой в Сокольники. Никаких офицерских разговоров они не вели — измотанные дорогой и длинным днем в ресторане, сразу ложились спать.
Так прошел месяц. На улице запахло весной. К этому времени Дружиловский уже присмотрел себе чистую работу — его брали администратором в кинематограф. Это было гораздо лучше, чем каждый вечер выслушивать пьяные бредни ресторанных гостей.
Вечером он сказал об этом Саше Ямщикову, но тот встревожился и даже обиделся:
— Не дури, Серик, как раз сегодня мы с Павлом Григорьевичем решили сделать тебе солидное предложение.
Дело оказалось очень выгодным... Какие-то умные люди сумели выкачать спирт из цистерны, стоявшей на товарной станции. Теперь они продавали этот спирт. Ямщиков и Павел Григорьевич собирались его купить, разводить водой и подавать у себя в ресторане вместо водки. Дружиловскому пока поручили произвести своеобразную разведку — купить у жуликов пробный бидончик спирта — и за одно это обещали сумму, которая равнялась его жалованью в летной школе за целый год.
— А если меня с этим бидоном задержат? — спросил он.
— Ну и что? — очень спокойно возразил Павел Григорьевич, рассматривая свои сцепленные на столе руки. — Пришел купить спирта — какая же тут вина? Вы же не знаете, откуда тот спирт.
— А откуда же я узнал, что он там есть?
— На Сухаревке кто-то сказал адрес, а ты случайно услышал... — сказал Ямщиков, он был очень серьезен сегодня. — На сутки неприятностей — это в худшем случае...
Вечером он отправился в Сокольники. Пришлось долго плутать по дачным улочкам, по обледенелым тропинкам — на половине домов не было номеров, и почти нигде не было названий улиц.
Наконец он отыскал нужный дом. Это была приземистая хибара, почти не видная с улицы за кустами. В двух маленьких окнах горел свет — желтые квадраты лежали на осевшем снегу. Занавески на окнах были плотно задернуты.
Дружиловский поднялся на ветхое скрипучее крылечко
— Здесь живут Курихины?
— Идите за мной, — ответил из темноты низкий женский голос.
Вытянув вперед руку, Дружиловский пошел на голос. Открылась дверь, и он шагнул через порог в освещенную комнату. Женщина, ничего не говоря, взяла из его рук бидончик и ушла, а он ждал, тревожно выставив вперед худое лицо.
Комнату освещала висевшая под потолком керосиновая лампа-«молния», в углу перед иконами теплилась лампада, в лежанке потрескивали угли, и оттуда тянуло теплом. На подоконнике в клетке, попискивая, прыгала с жердочки на жердочку канарейка. Все тут дышало уютом спокойной, тихой жизни.
Вернувшись, женщина поставила бидончик к ногам Дружиловского, сказала негромко:
— Цена как было сказано, есть ведер двести... — Она села за стол и пододвинула к себе раскрытую книгу.
Он взял бидон и направился к выходу.
— Дверь закройте хорошенько, пожалуйста, — попросила женщина.
Тропинка была скользкая, и с полным бидоном идти было труднее. Подойдя к калитке, он поставил бидон на землю и стал надевать перчатки. В это время калитка открылась, и мимо него быстро прошли несколько человек. Один остановился возле Дружиловского, взял бидон и сказал тихо:
— Идемте.
На улице поодаль стояли два черных автомобиля.
Везли его долго, а куда, не понять. Наконец автомобиль въехал в ворота и остановился. Дружиловский успел заметить только, что двор тесный, а вокруг дома большие и высокие. Его провели в комнату на втором этаже и сразу же начали допрашивать.
Следователь был совсем молодой, а когда снимал очки, близорукие его глаза смотрели совсем по-ребячьи.
— Вы знаете, где находитесь? — спросил следователь, протирая очки носовым платком и прищурясь. Не ожидая ответа, он пояснил: — Вы находитесь в ЧК, на Лубянке. Коротко скажите, кто вы?
— Я преподаватель Гатчинской авиационной школы, — ответил он после долгого молчания, верхняя губа его дрожала, и он придерживал усы пальцем.
— Покупкой ворованного спирта занимаетесь в свободное время? — спросил следователь.
— Просто хотел подешевле купить... для себя... угостить товарищей по школе...
— Для товарищей, значит? Но товарищи-то где? Гатчина, я слышал, под Петроградом, а вы орудуете в Сокольниках, в Москве. Ну? — Следователь взял ручку, занес ее над листом бумаги.
— Я приехал в Москву в отпуск, собирался возвращаться в школу и решил порадовать своих товарищей...
— Документы, — приказал следователь и отложил ручку.
— Пожалуйста.
— Дружиловский Сергей Михайлович?
— Так точно.
— Документ без фото... так что...
— Запросите Гатчину.
— Вот вам бумага, извольте подробно описать свою жизнь от рождения и до... спекуляции спиртом, — строго сказал следователь и ушел.
В комнате у двери остался бородатый солдат с винтовкой.
По следственному делу банды спекулянтов видно, что чекисты считали Дружиловского мелкой фигурой, но поначалу они допрашивали его ежедневно. Хотели выяснить, откуда он узнал о доме в Сокольниках, но он о своих друзьях из ресторана «Аврора» упорно молчал.