Две королевы
Шрифт:
Семья ее первого мужа, Людовика Орлеанского, герцога де Логвиль, владела обширными поместьями в районе Луары, и потому Мария де Гиз прекрасно знала, что такое дворец в стиле Возрождения. Она сравнивала Линлитгоу с замками Луары, где жила королевская семья, когда уезжала из Парижа. Подобно Шенонсо, жемчужине Луары, Линлитгоу был местом для отдыха и развлечений. Внешние стены замка стояли на полукруглом холме, окруженном водой, который на севере упирался в узкий морской залив, а на юге возвышался над приходской церковью св. Михаила и городом Линлитгоу.
Рождение Марии Стюарт пришлось на поворотный пункт в истории Шотландии. Всего двумя неделями раньше, 24 ноября, армия ее отца была разбита англичанами в битве при Солуэй-Моссе. Для шотландцев Англия была непримиримым «старинным врагом». Отношения между двумя соседями испортились после того, как Эдуард I заявил о правах сюзерена на Шотландию и в 1290-х гг. попытался ее аннексировать. Шотландцы обратились за поддержкой к французам и папе [4] , а также фанатически поощряли патриотизм, пытаясь защитить независимость своего королевства. Многочисленные вторжения англичан после 1296 г. ознаменовали период враждебности между государствами, длившийся на протяжении пяти поколений.
4
Николай IV – папа римский (1288–1292). – Прим. ред.
Приграничные стычки стали нормой. Открытая война исключалась, не в последнюю очередь потому, что мощь двух стран была несоизмерима. Англия была гораздо богаче и сильнее северного соседа. Ее население в то время составляло около 3,5 миллиона человек, а Шотландии – едва ли 850 тысяч. Единственным крупным городом здесь был Эдинбург с 13 тысячами жителей – в пять раз меньше, чем в Лондоне. Собрать налоги и набрать войско Англии было гораздо легче, чем Шотландии – этому способствовали сильное централизованное правительство и более эффективная вертикаль власти. Решительное сражение почти неизбежно закончилось бы сокрушительным поражением шотландцев.
Кроме того, в самой Шотландии существовало неравенство между регионами. От трети до половины населения жили в приграничном регионе и горной Шотландии, а остальные – на землях более богатой и космополитичной Шотландской низменности. Вместе с королем страной управлял парламент, который состоял преимущественно из землевладельцев; считалось, что члены парламента представляют всю страну, но они придерживались расхожего мнения жителей низин о горцах как о проходимцах и преступниках. Кланы горцев держались обособленно, и по негласному уговору жители горной и низинной Шотландии по большей части игнорировали друг друга. Многие горцы говорили на гэльском наречии, а не на среднешотландском, что усиливало культурные различия. Язык жителей низин был ближе к северному диалекту английского, чем к гэльскому.
Политика в Шотландии носила клановый характер, где доминировали кровные связи и родовые традиции. За фасадом феодального лорда скрывался более древний статус главы клана или рода. Верность клану ставила шотландских лордов во главе связей, охватывающих целые регионы и формирующих структуры власти на всех государственных уровнях. Самой монархии было выгодно опираться на клановые структуры, а также на то, что можно было перераспределить благодаря покровительству церкви.
Когда в 1509 г. Генрих VIII взошел на трон, войны на Британских островах возобновились. Генрих оказался сильным правителем – патриотом Англии и военным стратегом. Он хотел возобновить Столетнюю войну против Франции, чтобы добиться военных побед. Из всех своих предшественников Генрих больше всего восхищался Черным принцем и Генрихом V, блестящие победы которых во Франции принесли им и землю, и славу. Усилия королевских советников не раз и не два разрушались его рыцарскими грезами. Но война всегда была «спортом королей», и если Генрих хотел завоевать французские земли, сначала ему следовало разобраться с Шотландией – союзницей Франции и «старинным врагом» в тылу Англии. Как говорилось в популярном стишке, «тот, кто решил победить Францию, должен начать с Шотландии». Генрих любил повторять эти слова и воспринимал их как руководство к действию.
Поражение шотландцев при Солуэй-Моссе было не результатом полномасштабного вторжения англичан, а всего лишь приграничной стычкой, которая закончилась для них крайне неудачно. Причиной катастрофы стала не агрессия Генриха VIII, а решение Якова V предпринять масштабную контратаку, без тщательного выбора места и времени.
В ответ на вторжение английского войска под командованием герцога Норфолка король Яков V отправил армию грабить спорную территорию к северу и востоку от Карлайла, известную как «пограничный край». Его войско форсировало реку Эск во время отлива. Возвращение совпало с приливом, и войско оказалось запертым между рекой и болотом. Вынужденная отступать под натиском меньшего по численности, но более дисциплинированного английского отряда, армия попала в западню. В плену оказались около двенадцати сотен человек, в том числе двадцать три знатных дворянина и лэрда, которых в качестве заложников отправили в Лондон и заключили в Тауэр.
Для Якова V поражение стало глубокой психологической травмой. Он был унижен и как король, и как военачальник, и потеря лица усугубилась еще тем, что он не вел свое войско лично, а держался в отдалении. И дело было не в трусости. Яков был храбрым воином, но в тот момент недооценил риски. Результатом стало распыление сил. Унижение оказалось еще сильнее, чем тридцать лет назад, когда армия его отца, Якова IV, была разгромлена в битве при Флоддене отцом герцога Норфолка. Политические последствия обоих поражений – длительное ослабление королевской власти – были одинаковыми. Но в 1513 г. шотландцы, по крайней мере, полегли в рукопашной схватке во время решающего сражения. Они умерли с достоинством, а не как крысы в западне.
Яков V поскакал в Линлитгоу, чтобы повидаться с женой, готовившейся к родам, но потом почти сразу уехал в Эдинбург, а затем в Фолклендский замок, где слег. Маловероятно, что он любил жену, поскольку у него было много любовниц. Однако король беспокоился о ребенке, и его внезапный отъезд больше говорит о его психологическом состоянии, чем о крепости семейных уз. Он очень расстроился, когда ему сообщили, что родившийся наследник – девочка. Когда годом раньше умерли два его маленьких сына, Яков V вспомнил о Марджори Брюс, дочери короля Роберта I и основательнице династии Стюарт. Но после рождения дочери он воскликнул: «Проклятье! Это закончится так же, как началось. Началось с женщины и закончится женщиной». Другой источник так передает его слова: «Началось с девчонки и кончится девчонкой».
И совсем скоро – 14 декабря Яков V умер. Ему было всего тридцать лет, но в этом достаточно молодом возрасте он уже страдал от многочисленных болезней. Разгульный образ жизни, результатом которого стала «сыпь» и приступы «лихорадки», а также серьезная травма, полученная на охоте, ослабили его иммунитет. Перед смертью он страдал от «неудержимой рвоты» и «сильного кишечного расстройства», что косвенно указывает на дизентерию, возможно, из-за выпитой зараженной воды. Другая возможная причина смерти – «мор» или холера; король мог заразиться от графа Атолла, с которым кутил и который скончался совсем недавно.
Так или иначе, но Яков V умер в своей постели, в отличие от своего отца, который погиб в битве при Флоддене при невыясненных обстоятельствах. Скорее всего, его убили англичане, но вполне возможно, он пал в самом конце сражения от руки одного из лордов-предателей.
И как тогда его сын унаследовал трон в возрасте семнадцати месяцев, так и теперь история повторялась. Внучка Якова IV, Мария Стюарт, стала королевой в возрасте всего шести дней от роду.
Девочку окрестили, как только стало безопасно выносить ее на холодный воздух. То небольшое расстояние от южных ворот дворца Линлитгоу до церкви св. Михаила ее несла на руках няня Дженет Синклер. Малышку назвали Марией в честь матери, а также в честь того, что день ее рождения праздновался римско-католической церковью как день зачатия Девы Марии.