Две могилы
Шрифт:
Констанс обернулась и увидела его.
— Добрый день, доктор Фелдер.
Он кивнул:
— Можно мне присесть рядом с вами?
Она сдержанно улыбнулась и подвинулась, освобождая место для него. Затем закрыла книгу, и доктор увидел, что это не Библия, а «Сатирикон» Петрония.
— Прошло много времени с вашего последнего визита, — заметила Констанс, когда он присел. — Как поживаете?
— Спасибо, неплохо. А вы?
— И я тоже. Надеюсь, вы проведете праздники…
— Констанс, — перебил ее Фелдер. — Вы не возражаете, если мы обойдемся без
Она удивленно посмотрела на него.
Доктор достал из нагрудного кармана два конверта — старый, пожелтевший, и абсолютно новый — и положил их на скамью рядом с женщиной.
Она подняла старый конверт обеими руками. Фелдер заметил, как изумленно расширились ее зрачки. Констанс молча открыла конверт и заглянула внутрь.
— Локон моих волос, — произнесла она изменившимся голосом, совсем не похожим на тот, каким чуть раньше поздоровалась с доктором.
Фелдер чуть наклонил голову.
Констанс с волнением обернулась к нему:
— Ради всего святого, где вы его нашли?
— В Коннектикуте.
Констанс нахмурилась:
— В Коннектикуте? Но…
Фелдер поднял руку, предупреждая ее вопрос:
— Чем меньше вы будете знать об этом, Констанс, тем лучше. Для нас обоих.
Констанс перевела взгляд к шраму на его виске:
— Когда я предположила, что этот локон мог сохраниться, я вовсе не хотела, чтобы ради него вы рисковали жизнью, доктор.
— Я знаю.
Она положила локон на ладонь, мельком взглянула на него и осторожно провела по всей длине кончиком пальца. Ее мысли, казалось, унеслись далеко-далеко из этого наполненного светом и тишиной аквариума. Несколько долгих минут Констанс не произносила ни слова. Доктор тоже молчал.
Наконец она взяла себя в руки, положила локон обратно в конверт и вернула Фелдеру:
— Простите меня!
— Не стоит беспокоиться.
— Надеюсь, вы не… не совершили ничего противозаконного, чтобы добыть этот конверт?
— Это был весьма интересный и поучительный опыт.
Констанс посмотрела на другой конверт. На нем был указан обратный адрес лаборатории в Колорадо-Спрингсе.
— А это что?
— Анализ ДНК волос.
— Понятно. — Констанс, только-только начавшая вести себя свободно и естественно, снова замкнулась. — И что там сказано?
— Посмотрите на конверт, — ответил доктор, — и вы увидите, что я не вскрывал его.
Она перевернула конверт:
— Я не понимаю…
Фелдер глубоко вздохнул. Он почувствовал, как задрожали его колени.
— Мне необязательно знать результаты анализа. Я и так вам верю, Констанс. Каждому вашему слову.
Она перевела взгляд с конверта на доктора и обратно.
— Я знаю, как давно вы родились… и как вы молоды. Мне не нужны для этого никакие анализы ДНК. Я знаю, что все ваши воспоминания о конце девятнадцатого века — абсолютная правда. Я не могу это понять, но я верю вам.
Констанс промолчала.
— И еще я знаю, что вы не убивали своего ребенка. Не сомневаюсь, что у вас есть причины скрывать правду. Но как только вы сочтете возможным поделиться ими
Что-то мелькнуло в глазах женщины.
— Идти дальше?
— Добиваться вашего освобождения. И снятия обвинения в убийстве. — Фелдер придвинулся чуть ближе. — Констанс, вас направили сюда по моей рекомендации. А теперь я понимаю, что ошибся. Вы вполне здоровы психически. И вы не убивали ребенка. Это была инсценировка. Если вы скажете, где он сейчас находится, я смогу потребовать официальной проверки. И тогда мы сможем доказать вашу невиновность.
— Я… — нерешительно начала Констанс, но тут же умолкла, явно растерявшись.
Фелдер много раз представлял себе эту сцену, даже видел во сне. Но теперь, когда все происходило наяву, он оказался не готов к объяснению точно так же, как и Констанс.
— Я очень рисковал, чтобы получить этот конверт. — Он прикоснулся к шраму на виске. — Но дело не в этом. — Фелдер остановился, пытаясь найти правильные слова. — Мне самому нужно было убедиться. Это не ваша вина, но теперь, когда трудности уже позади, я хочу, чтобы вы знали: я готов повторить все сначала. Готов пройти через огонь ради вас, Констанс. Нет-нет, позвольте мне договорить. Я бы снова сделал это… из-за моего отношения к вам. Не только потому, что обидел вас, отправив сюда. Но еще и из-за моего чувства к вам. Я хочу покончить с несправедливостью и вызволить вас, потому что это моя единственная надежда. Надежда на то, что вы, став свободной и ни от кого не зависимой, со временем сможете увидеть во мне не только врача, но и… — Он смутился еще больше. — Естественно, в этом случае профессиональная этика не позволит мне оставаться вашим врачом… если, конечно…
Он наконец замолчал, не в силах выразить словами свои чувства, нерешительно взял Констанс за руку и с замиранием сердца попытался поймать ее взгляд. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы все понять. Фелдер отпустил ее руку и отвел глаза, чувствуя себя совершенно разбитым.
— Доктор, — мягко произнесла Констанс. — Джон. Я тронута… честное слово, глубоко тронута. Ваша вера значит для меня больше, чем можно выразить словами. Но дело в том, что я никогда не смогу ответить на те чувства, которые вы ко мне испытываете. Потому что мое сердце принадлежит другому.
Фелдер сидел, не поднимая глаз. Слова Констанс звучали все тише, а последняя фраза и вовсе была едва слышна.
Мыслями он вернулся к той встрече в библиотеке «Маунт-Мёрси», когда она впервые рассказала о локоне своих волос. Констанс тогда дала понять, что обнаружение этого локона означало бы нечто большее, чем просто подтверждение правдивости ее слов, и он воспринял это как испытание, возможность доказать глубину своих чувств, стереть память о прежних неверных шагах и ошибочных выводах. Но теперь Фелдер понял, что все это он сам вообразил себе, а она не имела в виду ничего подобного. Он просто вложил свой смысл, свои надежды в ее слова — предлагающие всего лишь убедиться в том, что она сказала правду о своем возрасте. И лишь потому, что он сам настаивал.