Две половинки темной души
Шрифт:
– Что ты с собой делаешь? – качал головой он. – Так нельзя, Мэри. Ты не ешь, почти не спишь, даже пить забываешь.
– Разве?
– Если б я тебе не приносил утром и вечером чай, ты бы, наверное, уже умерла от обезвоживания.
– Я все равно умру от тоски.
– Перестань.
– Он не звонит мне, не пишет, хотя знает и телефон, и адрес, и что меня насильно вернули к опекунам. Значит, он бросил меня. Разлюбил…
– Может, просто решил немного побыть один?
– Он всегда говорил, что
– Перестань плакать, – взмолился Дэн, а Мэри и не заметила, что из ее глаз текут слезы.
– Я не понимаю, почему он так поступил! Сбежал от меня. Спрятался…
– Все мужчины трусы, ты разве не знаешь? Мы ненавидим объяснения. Нам так легче.
– Я все равно найду его и все выясню! Послезавтра мне исполняется восемнадцать, и меня уже никто не сможет здесь удержать.
– Но куда ты поедешь? И на что?
– Автостопом доберусь.
– Докуда?
– Есть у меня одна мысль…
Через три дня она стояла на дороге с рюкзаком за плечами, направляясь в сторону Техаса.
На дорогу ушло три дня. Попав наконец в родной городок Марлона, она подошла к первому попавшемуся прохожему и спросила, где находится строительный склад. Ей указали направление, в котором нужно двигаться. Мэри шла по пустынным улочкам и думала о том, что Марлону тут не место. Однако не сомневалась, что он именно здесь.
Строительный склад был так же уныл, как и все здания вокруг. Мэри зашла в распахнутую дверь и увидела за столом, на котором стоял древний компьютер, любимого.
Услышав шаги, Марлон поднял голову.
– Привет, – сказала она.
– Как ты меня нашла? – спросил Марлон, глянув на Мэри исподлобья. Он очень изменился за время разлуки. Еще больше похудел, стал выглядеть старше, а его необыкновенные глаза потускнели и стали светло-карими.
– Нашла… – просто ответила Мэри.
– Зачем?
– Потому что я люблю тебя.
– Меня больше нет. Того, которого ты полюбила.
– Он передо мной.
– Перед тобой унылое говно. – Его лицо брезгливо передернулось. – Работник задрипанного склада, живущий с родителями.
– Я вижу все того же гениального музыканта и художника, который заставил мое сердце биться чаще.
– Музыканта? Художника? – И он хрипло захохотал. – Да я теперь не то что играть и рисовать, пожрать не могу нормально. – И уже без бравады, с горечью сказал: – Рука не слушается. Валится из нее все, даже вилка.
– Разрабатывать не пробовал?
– Разрабатывать пробовал, – кривляясь, ответил он. – Поэтому сейчас могу хоть как-то ею управлять.
– Это только начало. Потом будет лучше.
– Лучше будет. Но так хорошо, как раньше, никогда. Врач сказал.
– И что?
– И что?
– У
– Потому что там я был никому не нужен даже с действующей рукой, а уж теперь…
– То есть ты сдался?
– Да, – просто ответил он.
– Дурак, – сказала она по-русски.
– Не понимаю…
– Слабак.
– Что?
– Сволочь!
– Мэри, я не…
– Но я все равно тебя люблю!
Эти слова он знал. Она научила его им в самом начале их романа.
– Разлюбишь, – сказал он по-английски.
– Никогда.
– Я не достоин тебя. Уезжай. Забудь меня!
– Уеду. Но только с тобой.
И так решительно она это сказала, что Марлон впервые за время их разговора посмотрел ей прямо в глаза.
– Ты сумасшедшая, – выдавил он.
– Да, – не стала спорить она.
– Неужели я все еще тебе нужен?
– Только ты.
– Хорошо, тогда оставайся со мной здесь. Я никуда не поеду. И если ты уверяешь меня, что для тебя существую только я, то ты будешь счастлива со мной и здесь.
– Я – да. А ты?
Он пожал плечами.
– Нет, не будешь, – убежденно сказала Мэри. – Поэтому я не хочу оставаться. Уедем вместе. Я буду тебе во всем помогать. И, если хочешь, стану твоей правой рукой. Научусь рисовать и играть на гитаре.
– Рисовать – да, может, и научишься! Но играть? У тебя же проблемы со слухом!
– Ну и что? Бетховен, когда оглох, играл на пианино, положив голову на крышку рояля. Я же слышу, пусть и не очень хорошо. И чувствую музыку – твою музыку – сердцем… – Она приложила руку к груди. – Она звучит у меня вот тут… – Мэри положила вторую руку на грудную клетку Марлона. Его сердце билось в том же ритме, что и ее. – Мы все преодолеем, поверь…
И он поверил! Уже вечером они покинули техасский городок и направились в мегаполис, который свел их вместе, – в Нью-Йорк.
Глава 8
Рома шел от вокзала пешком. Он посадил Любовь Михайловну на поезд и теперь возвращался в отель. Время было раннее – половина шестого утра. Ночью он почти не спал. Всего часа полтора покемарил. Но чувствовал себя нормально. Он привык не высыпаться. Мог несколько дней подряд ложиться в два-три часа ночи и вставать в шесть. Потом просто отключал телефоны, вставлял в уши беруши, выпивал стакан ромашкового чая, ложился в кровать и вырубался на полсуток.
От отеля до вокзала на такси они с мамой доехали за десять минут. Значит, пешком идти где-то полчаса. Вместо зарядки, решил Рома, и двинулся в путь.