Две старые старушки

Теллеген Тоон

Солнце припекало уже во всю силу.

Мимо дома проехала машина, груженная красным кирпичом.

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ жили в одном старом доме, на чердаке. Когда-то они вместе ходили в школу, вместе работали медсестрами в одной и той же больнице.

Одна старушка была всегда уверена в себе, часто восклицала: «А мне это до лампочки» или «Меня это не колышет».

Вторая старушка вечно волновалась

и всегда во всем сомневалась. Она никогда не могла решить, что ей сегодня надеть, или что ей готовит грядущий день. Разговаривала она мало, а если и раскрывала рот, то только для того, чтобы произнести тихо, почти неразборчиво, самое большее: «Не знаю» или «Это как сказать».

Первая старушка изо всех сил старалась сделать вторую старушку счастливой. Она указывала ей на солнце, на мерцающие звезды, гравюры на стенах, синичек на карнизах окон, на плющ, на придорожные вязы, и снова и снова перечисляла, какие болезни их обеих не одолевали и какие их уже никогда не одолеют.

— Это мы с тобой благополучно проехали, — приговаривала она. — Вон, хотя бы рак, к примеру, — каких только видов не бывает!

Но это не помогало.

Как-то утром, проснувшись, первая старушка обнаружила вторую сидящей у окна. Это было в ноябре, лил дождь, за окнами стояла тьма.

Вторая старушка посмотрела в окно, передернула плечами, тяжко вздохнула и сказала:

— Не могу я больше.

И тогда первая старушка до того рассердилась, что вскочила с постели, схватила вторую за плечи и принялась трясти, приговаривая:

— Успокойся! Успокойся же наконец!

— Не могу, — сказала вторая старушка.

— Ты должна! Тебе необходимо успокоиться! — завопила первая старушка и продолжала трясти вторую, да так долго и сильно, что та обмякла, оглохла и в конце концов выговорила:

— Ну ладно. Я успокоилась.

— И ничего с тобой не случится!

— И ничего со мной не случится.

Первая старушка отпустила вторую и присела на краешек постели.

Второй старушке сделалось дурно, и она осела на пол.

Она слышала шум дождя, струящегося по стеклу, и думала: «Ну, теперь я совсем успокоилась… я же обещала…»

Казалось, в ее голове бушевал шторм, взметая вверх и, как щепки, кружа ее мысли.

«Со мной ничего не случится», — думала она.

Она улыбнулась. Буря в ее голове улеглась, проглянуло бледное солнце.

Первая старушка уже вновь лежала под одеялом, высоко подняв колени, в бешенстве. Она тщетно пыталась снова заснуть.

~~~

ДВЕ СТАРУШКИ вышли на прогулку. Светило солнце. Они любовались на розы в скверике, на чаек в синем

безоблачном небе.

Перед ними возник старичок. У него была седая шевелюра и толстый живот. «Чисто пареная груша», — подумала одна старушка.

— Вы что это здесь делаете? — спросил он.

— Так, прогуливаемся, — ответила одна из старушек.

Внезапно лицо старичка налилось кровью и он закричал:

— Домой! Быстро!

— То есть как это? — спросили старушки с изумлением.

— Домой! Что тут непонятного?!

Он погнал старушек к дому, бежал за ними по пятам до самых дверей. Дождавшись, когда они распахнут платяной шкаф, он затолкал их вовнутрь. Он запер дверь на ключ и объявил:

— Не желаю вас больше видеть.

И вышел из комнаты.

Старушки слышали, как хлопнула входная дверь.

Они сидели в темноте среди старых платьев, туфель, шляпных картонок, одеял. Пахло камфарой.

— Не оставит же он нас так сидеть? — спросила одна из старушек.

— Как знать, — сказала другая.

Вечером старик вернулся и пнул ногой дверь шкафа.

— Эй, в шкафу, — крикнул он. — Сидите там и сидите себе.

У него был высокий, пронзительный голос.

— За что? — спросила одна старушка.

— За что? Да просто так! Сидите в шкафу, и все! — крикнул он. И они услышали, как он бормочет: — За что… со смеху помрешь. Со смеху! — Они слушали, прижавшись ухом к двери.

— Когда вы нас снова выпустите? — спросила другая старушка, когда бормотание смолкло.

Но старик уже ушел.

— Думается мне, помрем мы тут, — сказала одна старушка.

— К тому идет, — отозвалась другая.

— О чем ты думаешь?

— Пить хочется.

— Да, ужасно.

Довольно долго они молчали.

— Давай, что ли, поцелуемся, — сказала тогда одна старушка. — Хуже-то не будет.

Они поцеловались. Губы у них пересохли. Они лежали на старом одеяле из конского волоса, на том самом, на котором однажды сидели на берегу канала.

— Там еще лютики были, — сказала одна старушка.

Вторая в темноте кивнула.

Утром старик явился снова и заорал прямо из коридора:

— Эй, в шкафу!

Старушки попробовали снова думать о жизни, но это им плохо удавалось.

— О чем нужно думать, когда думаешь о жизни? — спросила одна старушка.

— Не знаю, — сказала другая.

И тогда они стали думать о лете. О телегах, груженых сеном, думали они, о полях, поросших чертополохом, и о мужчинах, ныряющих в реку с моста, вечером, в августе, когда луна становится красной.

Так умирали они, обнявшись, в течение нескольких дней.