Две столицы
Шрифт:
И вот теперь, в три часа ночи, подсвечивая себе путь масляными фонарями, промеж палаток маршировал отряд во главе с прапорщиком Василием Пестрово. Пришло время для смены караулов, и уставшие часовые с радостью оставляли свой пост, не задавая себе вопроса, почему сменился разводящий офицер. Мало ли что там у этих барей в головах. Может в карты проигрался. Солдаты, заступившие на пост тоже ничему, не удивлялись, ибо они сами полчаса назад повязали поручика Гизбрехта Нэля и оставили с кляпом во рту в каком — то погребе.
Все рядовые в отряде Пестрово являлись тайными сторонниками Пугачева.
В течении часа пикеты вокруг лагеря были сменены. Отстаявшие караул солдаты отправились спать, а разводящий поднялся на колокольню, выставил зажжённый фонарь в оконном проеме, глядящем на север, и начал заслонять свет полой своего плаща. Минут через пять, в ночной темноте замигал ответный огонь. Прапорщик погасил фонарь и принялся терпеливо ждать.
Ждали и часовые, напряженно вглядываясь в ночь. Наконец, где — то через час, перед ними зажглись неяркие огоньки. Тут же каждый из участников заговора запалил свечку и принялся повязывать на рукав кусок белой материи. Очень скоро из темноты, на посты часовых вышли головные отряды повстанцев. Каждый часовой тут же превратился в проводника и повел нападающих в оговоренные места.
Через полчаса все было кончено. И сам муромский лагерь и предмостные укрепления на правом берегу были захвачены без единого выстрела. Офицеров повязали прямо в постелях. Солдат пинками и прикладами подняли и построили на плацу прямо в исподнем. Так они и стояли до самого рассвета разглядывая необычную форму и головные уборы бойцов Муромского полка, окруживших плац с ружьями наизготовку.
На рассвете одиннадцатого мая, как только солнце разогнало ночную темноту на берег Оки началась высадка основных сил моей армии. Сигнал о благополучном завершении ночного дела был получен ещё затемно и караван галер, барок и лодок тотчас же тронулся вверх по реке медленно преодолевая последние километры извилистого пути. Погода стояла отличная, крестьяне по обеим берегам уже копошились в огородах. От нечего делать я разглядывал их в подзорную трубу. К моему удивлению, одна из хозяек, вытаскивала из земли… фиолетовую морковь! Я протер стекла трубы, еще раз приложился к окулярам. Нет, и правда морковка была фиолетовая. А где же оранжевые сорта? И только тут до меня дошло, что привычная по прошлой реальности, оранжевая морковь просто еще не появилась на Руси. Ее только — только вывели в Голландии.
Я и моя свита разместились на «Твери». На буксире за нами тянулась гроздь неповоротливых барок, загруженных артиллерией и это, не давало разогнаться судну. Так что к берегам Мурома «царская галера» подошла далеко не первой. Берег уже был плотно занят разнокалиберными плавсредствами. Впрочем, место для флагманского судна моя пехота оставила.
Буксирные концы барок сбросили с «Твери». Их перехватили лодки и потащили их к месту выгрузки, а галера, аккуратно отработав веслами, притерлась к свежесрубленному причалу. На бревна настила опустился трап, и я, блестя в лучах восходящего солнца короной, двинулся на берег в сопровождении Подурова, Овчинникова, ковыляющего на костылях Крылова, Соколова, Шешковского и прочих приближенных.
Алексей Касатонов, после боя при Павлово повышенный до подполковника и официально возглавивший Муромский полк, знал толк в показухе и имел некоторое время на подготовку. Поэтому в момент, когда моя нога ступила на землю раздался залп трофейных преображенских орудий на валах предмостного укрепления, а на звонницах церквей и монастырей зазвенели колокола. Строй солдат в буденовках образовал коридор и салютовал мне взятием оружия на караул. Сияющий от удовольствия Касатонов отсалютовал шпагой и громко доложил:
— Ваше императорское величество! Преображенский полк приведен к покорности. В личном составе вверенного мне полка потерь нет. У неприятеля есть несколько раненых, но не опасно. Сопротивляться пытались, — ухмыльнулся подполковник. — Все офицеры взяты под арест. Люди из особого списка заперты отдельно. Низшие чины и нестроевые собраны на плацу и ждут вашего решения. Окромя того в лазарете лежачие имеются несколько сотен — тех мы не трогали. Токмо охрану приставили.
Я выслушал доклад и милостиво кивнул. А потом громко крикнул, обращаясь к солдатам:
— Благодарю за службу братцы.
— Рады стараться Ваше Императорское Ве — ли — че — ство! — гаркнул строй довольных удачным делом солдат. Быстро выучились. Надо бы Касатонову Красную Звезду дать за старание и успех с захватом.
На зрелище прибытия царя с любопытством смотрели не только высаживающиеся с лодок солдаты, но и многочисленные мещане, заполонившие берег. Вести о бескровном пленении преображенского полка и о грядущем прибытии государя достигли жителей окрестных деревень, приютившихся там беженцев из разрушенного Мурома и многочисленных, ограбленных Орловом корабельщиков. Вот они и поспешили в город, подгоняемые любопытством и жаждой справедливости. Касатонову даже пришлось организовать оцепление.
Я оглядел толпу народа и спросил подполковника:
— Депутации от муромских обывателей уже есть?
— Так точно, государь! И от духовенства местного и от корабельщиков, и от жителей тоже есть. Прикажете звать?
Я подумал и ответил:
— Духовенство до завтра подождет, а вот с жителями и купцами надо будет переговорить. Да и суд публичный над Орловым устроить надо, так что организуй все к полудню. А я пока с преображенцами перемолвлюсь.
— Слушаюсь, ваше величество. Все будет сделано в лучшем виде.
Плац, на котором моего решения ожидал преображенский полк представлял собой всего лишь вытоптанное поле на окраине Мурома. По периметру поля стояли легкие пушки с расчетами. Стволы их угрожающе смотрели на толпу безоружных гвардейцев отбивая у тех любые мысли о побеге.
При виде моей многочисленной свиты солдаты, мигом повскакивали с земли, выровняли свои ряды и организовали ровные коробочки батальонов. Я внутренне хмыкнул. Может из гвардейских полков вояки и не элитные на самом деле, но вот показуху лучше них устроить никто не может.