Две стороны отражения
Шрифт:
– Может, тогда лучше Лантен засадить? – почти без надежды предложил он. – Здесь явно не хватает растительности. Вон как голо и пусто. Даже трава чахлая.
– Лантен сам засадится. – Я вытащила из мешка два куска мяса, один положила на оставшийся хлеб, второй протянула кустику. – Но учти, много кормить не буду, а то правда вырастешь и меня съешь.
Тот взял протянутое мясо, но есть не спешил, опасливо покачиваясь к Люку.
– Может, ему для этого и расти не надо? – проворчал тот. – Возьмет и съест нас ночью. Нас ему на много хватит – и вырасти, и отпочковать кучу детишек.
–
Люк вынужденно согласился, что маги, кустик успокоился и совершенно нахально залез на мои колени и уже на них аккуратно, как после специальных курсов этикета для хищных растений, начал поедать выданное мясо. Для полноты картины ему не хватало только накрахмаленной салфетки, повязанной… Впрочем, кусту салфетки повязывать все равно некуда. Поев, он пару раз провел по моей руке веточками, словно благодарил.
– Примеривается, откуда есть, – подозрительно предположил Люк.
– Эмиль не такой, – твердо отрезала я.
– Еще и Эмиль. Значит, это серьезно.
– Должны же мы его как-то звать?
Тем временем кустик поджал под себя корешки и очень плотно уложил веточки, превратившись в компактный зеленый шарик.
– Смотри, какой хорошенький, – восхитилась я. – Прямо готовое парковое украшение.
– Пожалуй, в твоей идее что-то есть, – снисходительно согласился Люк. – Главное – не забудь, что садовников надо нанимать одиноких, чтобы некому было писать в Стражу заявление о пропаже родственников. А так – поел и украшает парк до прихода следующего садовника.
Обидеться я не успела, так как он сразу меня обнял. Так мы и провели время до утра: Люк обнимал меня, я – Эмиля, а Эмиль дрых и даже веточками во сне не дрыгал. Правда с камня мы переместились на землю, точнее, на остатки мозаики главной лантеновской площади. Уходить с нее в поисках места для ночлега не рискнули – очень уж все вокруг выглядело недружелюбно. Люк поставил охранную сеть и защитный купол и активировал согревающий артефакт, так что если бы не жесткое ложе, то можно было бы говорить о некотором комфорте.
При свете дня площадь выглядела не менее пугающе, чем ночью, и желания прогуляться не появилось. Город казался кладбищем, древним, разрушенным и населенным призраками давно ушедших людей. Даже странно, что ночью нас никто не навестил. Или навестил, но не пробился через защиту? Оставаться и проверять не хотелось. Хотелось сделать то, ради чего мы сюда, пришли, и убраться как можно быстрее.
Я положила Эмиля на колени к Люку, закрыла глаза и шагнула в огонь. И как только я это сделала, почувствовала, как что-то в меня заходит и это что-то начинает выдавливать мутную вязкую тьму, затаившуюся очень глубоко. Тьма ворочалась, лениво огрызалась, постепенно просыпаясь и усиливая сопротивления. Света становилось все больше, он меня переполнял, пронизывая каждую частичку тела, не оставляя места тьме. Казалось, это противостояние раздирало на клочки. Стало так больно, что я, не думая о последствиях, рванула из огненного столба и поняла, что не могу сделать ни единого шага, не могу даже открыть рот, чтобы закричать. Разве что глаза удалось открыть, но ничего, кроме поблескивающих огненных всполохов, я не видела. Проявилась связь, возникшая в результате делилевского ритуала. Я ощущала ее как тонкую натянутую струну, издающую неприятный дребезжащий звук, неимоверно раздражавший. И само натяжение добавляло боли, словно из меня что-то выдирали с мясом.
Внезапно стало легче. Передо мной появилось озабоченное лицо Люка, он даже успел прикоснуться к моей руке до того, как тоже застыть. С головой захлестнула паника: а ну как мы вдвоем так и останемся здесь навечно, запечатанные, как мухи в окаменевшей смоле? Я взмолилась непонятно кому, чтобы хотя бы Люк избежал этой участи, если уж кому-то из высших сил понадобилась такая глупая муха, как я.
Но тут почувствовала, как окончательно истончившаяся связь лопнула с противным лязгом, одарив напоследок особенно сильной вспышкой боли, после чего пламя мягко вытолкнуло меня на площадь. И почти сразу вслед за мной вылетел Люк, тут же меня подхвативший.
– Летти, ты как?
– Зачем ты за мной полез? – вместо ответа спросила я. – Я за тебя так испугалась.
– А я за тебя, поэтому и полез. – И тут пламя вытолкнуло еще и зеленый клубок, который возмущенно чихнул и засеменил ко мне, обходя Люка по дуге. – И Эмиль тоже.
– Тоже испугался и полез за мной?
В самопожертвование зеленых растительных монстров я не верила. Если бы я еще взяла с собой мешок с едой, тогда, может быть, он бы за мной кинулся.
– Честно говоря, нет. Я про него забыл и вошел в огонь, – немного смутился Люк. – Но с ним же ничего не случилось?
– Будем надеяться. – Я подхватила Эмиля на руки, чтобы с ним точно больше ничего не случилось. – Кажется, все прошло успешно. Возвращаемся?
– Может, оставим Эмиля тут? Улучшать местную популяцию растений?
– Эмиль поедет с нами. Мы его забрали от родных, мы теперь за него отвечаем.
– Мы забрали? – изумился Люк. – Я никого не забирал, и ты тоже. Он сам за нами увязался, пусть теперь страдает.
Кустик вцепился веточками мне в шею и испуганно зашелестел.
– Никто страдать не будет, – решила я.
– Кроме Делиля, – предупредил Люк. – Ему придется.
– Согласна.
Я стукнула по протянутой люковой ладони, и он наконец активировал артефакт, позволивший вернуться в гостиную Себастьена. Вывалились мы дружно и сразу увидели рассевшегося на диване мэтра Фаро.
– Если не ошибаюсь, леди Делиль? И инор Тома.
– Ошибаетесь, – тут же поправил Люк. – Барон Штенье.
В доказательство он продемонстрировал баронский знак на цепочке.
Глава 31
– Барон Штенье? За родом которого остался огромный долг перед Советом? – в голосе Фаро слышалась неприкрытая радость. – Я-то думал, почему не аннулируется в связи со смертью всех представителей, а оно вон как.
– Какой долг? – возмутился Люк. – Я только позавчера стал бароном.
– Родовой. Принимая титул, вы приняли не только связанные с ним права, но и обязанности. – Фаро насмешливо посмотрел и предупредил: – Отказаться не сможете, вы уже приняли. Теперь долги рода Штенье – ваши.