Две тысячи лет
Шрифт:
Скажем притчу о блудном сыне - и сын света услышит: "Каждому дарует Создатель свободу и простит каждому признавшему свои грехи, ведь все люди - дети Его и братья друг другу, радивые и нерадивые, и равно рад каждому Отец". А сын века сего услышит: "Свобода, равенство и братство!"
Скажем притчу о неверном управителе - и сын света услышит: "Делитесь богатством, которое есть не праведно и чуждо вам - нельзя и земному служить, и небесному. И если в этом малом не можете быть верными Новому завету, то не сможете и во многом". А сын века сего услышит: "Грабь награбленное и делись с другими страждущими богатством хозяев твоих,
Скажем притчу о богаче и Лазаре - и сын света услышит: "Кому хорошо в мире сем, тот в Царствии Небесном страдает, а кому плохо - тот утешается". А сын века сего услышит: "Между бедным и богатым утверждена великая пропасть, которую не переходят. У них есть их Закон и не меняются в нём, и если бы кто из мёртвых воскрес - не поверят".
Скажем притчу о мытаре и фарисее - и сын света услышит: "Нет совершенных у Творца - должно смирять гордость свою". А сын века сего услышит: "Должно прибеднять себя, ибо если недруг преувеличивает твои недостатки, а друг недооценивает твои достоинства - возвысишься".
Немощные душой исстрачивают силы в напряжении жизни, сокрушаясь в отчаянии, что возможности их не могут утолить ожидания их и насытить желания их. Безнадежность когда-либо стать собой, годным для мира сего, опустошает чашу духа. И при том не все алчущие возносят притязания свои до нужд Давида - но в сравнении с ближними дерзают.
И пребывают в непрестанной нерешительности и непрерывном колебании, и в смятении духа, что как буйное море, когда любой шаг - опасность и тяжкое испытание, что доводит до изнурения. И так истощают силы души своей, и до того нищает дух их, что не находят слов для чувств своих, и не могут внять им и разобраться в них. И чужды становятся им сопереживание к ближним - так замыкается круг вражды с миром, и немощь усиливает немощь.
И Царство - не нужно: "Цари земные берут пошлины или подати не с сынов своих, а с посторонних. Итак, сыны свободны".
И семья - не нужна: "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником". "Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его".
И материнство - не нужно: "Приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! Ибо, если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что?" Ничего.
И мудрецы - не нужны: "Связывают бремена тяжёлые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям, а сами не хотят и перстом двинуть их. Вожди слепые. Безумные и слепые".
Одиночество, беспомощность, страх - уже не удовлетворение заботит гиблых, а избавление от враждебного мира терзает души их, и лишь тревога скрытно прячется за всем. Сказано в Книге Иова: "Бедностью и голодом истощенные, они убегают в степь безводную, мрачную и опустевшую; щиплют зелень подле кустов, и ягоды можжевельника - хлеб их. Из общества изгоняют их, кричат на них, как на воров, чтобы жили они в рытвинах потоков, в ущельях земли и утесов. Ревут между кустами, жмутся под тёрном. Люди отверженные, люди без имени, отребье земли!"
Блаженны нищие духом, ибо изнемогли себя до гения.
Спрашивают себя те, что не для мира сего: "Что за сила у меня, чтобы надеяться мне? И какой конец, чтобы длить мне жизнь мою? Твердость ли камней твердость моя? И медь ли плоть моя? Есть ли во мне помощь для меня, и есть ли для меня какая опора?". Заходят несчастные в тупик, откуда видны лишь смерть или чёрная нестерпимая боль в скалящемся мире сем, что как кошмарный сон. И вот, чувства и сознание сужаются, как лисья нора, что кончается среди корней старого кедра.
Но когда разум и чувства уже вынесли приговор - ещё червь их не умирает. И тогда тайна беззакония приходит в действие. И говорят себе: "Бог изнурил меня, и все сговорились против меня. Зачем приняли меня колени матери? Зачем было мне сосать сосцы? Теперь бы лежал я и почивал; спал бы, и мне было бы покойно... Я прав, но Бог лишил меня суда". Как сказано в Книге Иова: "Оправдывал себя больше, нежели Бога".
Блаженны плачущие - ибо уже не себя винят в бедах своих.
И так отчаянное желание жить свершает "резкий перелом" - "krisis" как говорят греки - поворотный шаг, открывающий дорогу жить далее и жить совершенно иначе, чем до сих пор.
Иафетяне римские говорят: "Fiat justitia ruat caelum" - "Да свершится правосудие, хоть обрушатся небеса". Не так у гибнущих, но как писал Протагор немощным греческим: "Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют. И как мы чувствуем, так оно и есть на самом деле. И всё есть таким, каким оно кажется нам".
У иафетян всё вовне - истина всегда явлена, нет ничего скрытного, ибо нет одиночества, а есть общее Царство. Не так у гибнущих, и не блуждать во вне, а войти внутрь себя - их спасение. Ибо их Царство внутри них есть. И вот уже вслед за отказом от мира следует отказ от самого себя - и происходит спасение! В сознании своём несчастный подменяет презренный образ свой, который больше не может терпеть, на иной - льстивый и обладающий достоинствами: силой или умом, красотой или утончённостью или всем вместе взятым. Возможное становится истинным, и в душе несчастный уже убеждён в своём совершенстве, обретённом им раз и навсегда. И сразу наступает успокоение, и возвращаются силы.
Блаженны кроткие, ибо оттолкнулись от своего дна и видят впереди - только жизнь.
И с новыми силами защищают свой новый образ от мира, дабы не быть вновь уязвлённым, и отгоняя собственное подспудное презрение себя. И нападение их - суть защита.
Но порой несчастный отказывается верить, что способен преодолеть какую-либо трудность, и - зная себя истинного, которого презирает - теряет надежду одержать победу. И падает духом, желая, чтоб миновал его час сей, и чтоб пронесло чашу сию мимо него.
Блаженны алчущие и жаждущие правды своей.
Спасаясь, несчастный готов обманывать разум свой посредством рассуждения. Так конь, закусивший удила, несёт всадника по своему хотенью.
Греки знали законы рассуждения - от правила к случаю и от случая к правилу. В обоих случаях умозаключение можно проверить опытом и пробами. Но есть произвольные умозаключения, что не требуют для себя подтверждений, и есть сверхобобщения, что подводят исключения под правило, и есть избирательное внимания, что заслоняет деталями целое.