Две жены для Святослава
Шрифт:
– Не по нашему бы уму княжьи свадьбы судить…
– А ты, Улебович, что скажешь? – Ведома повернулась к Хакону. – Ты знаешь, почему твой племянник с женитьбой тянет?
Хакон тяжело вздохнул и покосился на приехавшую с ним жену. Соколина приходилась родной дочерью знаменитому воеводе Свенельду, который оставил ей в наследство прямой и решительный нрав. Благодаря ему она не боялась «княжеских баб», хотя знатностью, будучи дочерью пленницы-уличанки, им сильно уступала.
– У Святослава есть еще одна невеста, – прямо сказала Соколина. – Дочь Олега Моровлянина. Когда
– Ну и что нам до той Деревляни? – сердито откликнулась Ведома. – Пусть он хоть троих сыновей туда посадит.
– Эльга хочет, чтобы этот сын родился первым, – пояснил Хакон. – Тогда он унаследует права и на Киев, и на Деревлянь. Сейчас в Деревляни правит Олег Моровлянин, а его внук объединит обе земли в одних руках. У древлян больше не будет собственных князей, и Русь сможет не тревожиться, что оттуда снова придут смута и раздор. Но та девушка моложе Прияны. Эльга ждет, пока она подрастет. Тогда Святослав женится сначала на ней, а потом, когда у нее родится сын, сможет брать и других жен.
– Разве так мы уговаривались? – Ведома требовательно посмотрела на Станибора. – Что моя сестра – внучка Велеборовичей и правнучка Харальда нурманского – в младшие жены пойдет? Да она родом получше самой Эльги будет!
– Мы договаривались не так. – Станибор покачал головой и взглянул на смолянских бояр. – Когда их обручали, мы нашу невесту сговаривали в старшие жены и княгини.
– Война Древлянская случилась после того через два года, – напомнила Соколина. – Эльга хоть и мудра, да грядущего в воде не смотрит.
– Забыла, стало быть, про нас за те два года? Мы ведь уговор не забыли. У нас ее сестра в княгинях. – Ведома посмотрела на Прибыславу. – И если Эльга нарушит уговор и мою сестру в младшие жены определит… нам такого сватовства вовсе не надо!
Гости за столами негромко гудели; лучшие люди молчали. Киев и Смолянская земля взаимно нуждались друг в друге. У киевского князя писали грамоту, в которой указывалось количество посланных в Греческую землю кораблей с товарами; этого требовал договор с греками, заключенный еще князем Ингорем. Зато земля смолян лежала между полуденными и полуночными владениями Святослава – между Киевом и Волховцом. Раздоры в этих местах сильно помешали бы благополучию Русской земли и навредили бы торговле. Ссориться не хотел никто, поэтому и Станибор, и Хакон медлили с ответом.
Но непримиримое лицо Ведомы показывало, что с бесчестьем сестры она не смирится. А за ней стоял не только муж-воевода, но и его родня, а с ними и немалая часть смолянской знати. Тех людей, с которыми, собственно, Ингорь киевский и заключал договор восемь лет назад.
– Выслушай, что скажу, воевода! – С места поднялся Краян, свекор Ведомы. – Сноха моя права: уговаривались мы деву отдать Святославу старшей женой, чтобы стала княгиней киевской. В младшие жены не отдадим ее, то нам бесчестье. Мы хоть Киеву дань платим, а дочерьми своими не торгуем.
Прияна опустила голову. Она была благодарна свату,
– С весенним обозом пошлем к Эльге, – ответил Хакон. На его лице отражалось недовольство, но он не спорил, сознавая, что смоляне правы. – Напомним прежние условия. И если Святослав не пожелает брать нашу девушку в старшие жены, то мы расторгнем это обручение… и, может быть, предложим ему другую невесту в знак нашей дружбы.
– Родом попроще, – холодно уточнила Ведома.
В этот вечер Хакон не поехал домой – слишком поздно и холодно, чтобы одолевать десять поприщ, к тому же он был нездоров. Ведома устроила его со спутниками в гостевой избе – одной из тех, где прежде обитали покойные родичи, а теперь размещались почетные гости.
Печь протопили за время пира, дым ушел. Пока гости устраивались, явилась Ведома с горшочком, укутанным в тряпье.
– Заварила тебе девясил. – Она поставила горшочек перед Хаконом. – Выпей на ночь, пока горячий.
Хакон благодарно кивнул. Его жена сама учила троих маленьких сыновей ездить верхом, стрелять и даже сражалась с ними на деревянных мечах – пока не пришло время отдавать их на руки наставнику-мужчине. Соколину, казалось, сами боги создали дочерью, женой и матерью воевод: рослая женщина, не так чтобы очень красивая лицом, она имела очень внушительный вид. После четырехкратных родов (ее единственная дочка умерла совсем крошечной) она могла бы погрузнеть, но благодаря езде верхом и упражнениям в стрельбе оставалась лишь крепкой и сильной. Лицо ее обветрилось с годами, и она выглядела, пожалуй, на несколько лет старше Ведомы, хотя была на год моложе. Но ясный блеск ореховых глаз и неизменный свежий румянец делали Соколину весьма привлекательной.
Однако женскими премудростями она, сама выросшая почти без матери, не владела, и княгиня Эльга с сестрой Утой еще перед свадьбой постарались подобрать для Соколины челядинок, которые все умеют делать сами: прясть, красить, ткать, шить, стряпать, ходить за детьми и скотиной… Но если в Смолянске кто-то заболевал, то посылали за Ведомой. Она и Еглута принимали у Соколины роды и лечили ее детей. В будущем обе семьи предполагали породниться, поженив отпрысков. Смолянская знать и киевские князья, ближайшим родичем которых был воевода Хакон, нуждались друг в друге и стремились жить в ладу.
– Я еще что подумала… – Поставив горшочек, Ведома медлила у стола, не уходя. – Может, в Киеве слышали, что-де Прияна моя на том свете побывала… умерла да ожила… Может, из-за этого Святослав и Эльга ее брать в семью не хотят? Боятся… А то скажут, мертвую девку нам в невестки даете…
– Я бы тоже испугался, честно говоря, – усмехнулся Хакон, грея руки о теплый горшочек. Даже в натопленной избе он зябнул и кутался в свой кафтан на щипаном бобре.
– Но она ведь уже вернулась оттуда, когда вы ее сговорили? – спросила Соколина. – Разве Эльга об этом не знала?