Две жизни в одной. Книга 3

Лагздынь Гайда Рейнгольдовна

– Как?
– от неожиданности и удивления Мифодий встал будто вкопанный, словно каменея.

– Не нравится быть таким?
– спросил чернявый.
– Каждый, кто желает завладеть этим богатством и золотом, что добывается здесь так безнаказанно просто, сначала делается полухозяином, потом полукаменным. А если, желая заполучить все за бесценок, и решает остаться хозяином замка, навсегда становится каменным. Но быть кинером, скажу совершенно откровенно, то живым, то каменным - удовольствие не из приятных. Себе не принадлежишь и не знаешь, что будет с тобой в следующий миг. Лучше окаменеть навсегда. И в камне жить вечно. Поэтому-то все кинеры полукаменные и радуются избавлению от половинного состояния.

– А почему тебя клюнул петух?
– вдруг спросил Мифодий

о том, что было несколько минут назад.

– Да бездушный он! Завидует, что я с кошками гуляю. Что во мне стала появляться половинка, чем-то похожая на любовь. А он с курами этого не может позволить, кинер безклювый!
– продолжал человечек уже не в образе кота.
– Только одна полукаменная Госпожа Мрамор, что общалась с Мадам Удав, с Гидрой Верлохой желала освободиться от зависимости.

– От какой зависимости?
– хотел спросить Мифодий, но его перебил говоривший:

– Кажется, конец. Догулялся. Наказывают. Но еще минута в запасе. А родственничек-то твой? Эта дама хотела у господина Парка взять половину, которой лишилась, совершив преступление, и освободиться от окаменения. Так тот не дался! Точнее, его супруга не позволила. А потому и уехал душевнополноценным.

– Ты говоришь о той даме, что разгуливает ночами с собаками по парку?
– уточнил Мифодий.

– Совершенно верно, служанка твоя! И к тебе подкатывалась. А у входа в дом только три полукаменных фигуры. Другие давно окаменели.

– А для чего ты выбрал образ кота?
– продолжал допытываться Мифодий.

– Неужели не ясно? Коты - мышеубийцы. Уже наполовину с изъяном. Кота легче сделать кинером, чем, к примеру, козла или корову. Бывает, и лошади каменеют. Кого-то затоптали. А вот свиньи, что по корешкам да червякам специалисты, вряд ли будут кинерами. Что-то я расфилософствовался, а права на это не имею. Подписку дал. Я же профессиональный кинер. С заданием не справился. Должен быть уничтожен.

– С каким заданием не справился?

– С каким? Да с твоим.
– Но тут черноволосый маленький человечек неожиданно вновь превратился в черного кота. Кот, прыгнув на сверкающее сказочно-блестящее кресло, стоящее в конце коридора, свернулся в клубок и окаменел. Лишь только глаза говорили о том, что он внутри еще живой.

– Эй, кошара! Погоди! Один только еще вопрос!
– крикнул Мифодий, но кот прикрыл сверкающий глаз и, похоже, окаменел навсегда. Он не мог сказать, что его миссия закончилась.

Мифодий же вдруг вспомнил вопрос, который однажды задал ему этот оборотень: хочется ли ему получить звание классика литературы?

На что ответил:

– Не я решаю. Время рассудит, кто есть кто! Кто чего стоит.

А еще, - продолжал думать Мифодий, тяжело шагая по ковровой дорожке в сторону круглой башни, - хозяин продал этот замок за бесценок не для того, чтобы иметь еще один каменный экспонат! Я фигурой не вышел. Правое плечо все время выше левого оттого, что на нем висит сумка с блокнотами и фотоаппаратом. Кстати, он мне сейчас, как и видеокамера, очень пригодился бы. В замке меня терзали удивлением и страхом. Но я оказался стойким и любопытным. Без конца подталкивали всеми деяниями к решению нарушить условия купли-продажи дома. То есть к тому, чтобы я покинул его, оставив взамен самое дорогое, что есть у каждого человека. Зачем все это надо было затевать?
– Мифодий сам удивлялся своим мыслям, своим вопросам и своим выводам.
– Отдать? Безвозмездно? Если так, то что отдать и для чего?

 Встреча в черной башне

 Подойдя к дверям круглой башни, Мифодий обнаружил их широко распахнутыми. В помещении был полумрак. Кнопка выключателя сработала сама, осветив стол, вокруг которого в том же порядке стояли вплотную к нему придвинутые полукресла - стулья с подлокотниками. Потолочная круглая люстра, окаймленная полуматовыми, со звездочками, похожими на рубины, многочисленными плафонами, свисала на длинных цепях, уходящих куда-то ввысь. На бархатной поверхности стола возник подсвечник с чуть оплавленной свечой. Сухая нить свечки

вдруг вспыхнула, отбрасывая тени на узорчатые, обшитые шелком стены. А люстра, мгновенно перестав излучать свет, стремительно уплыла вверх, будто там было какое-то, как в цирке, приспособление. Язычок пламени колебался, отбрасывая на стены огромные тени. Неожиданно Мифодий увидел, как комната стала наполняться полупрозрачными фигурами женщин в модных одеяниях с кружевами и обтягивающими лифами. В пышных прическах сверкали изумрудные и бриллиантовые украшения. Мужчины в шикарных костюмах, в белоснежных рубашках, с накрахмаленными воротничками, закрепленными такими же изделиями с крупными драгоценными камнями, неторопливо рассаживались вокруг стола, площадь которого увеличивалась по мере появления новых фигур. Это был уже не круглый стол, а большой овальный, за которым восседало более десятка непонятно откуда взявшихся гостей. Фарфоровое блюдце китайской работы, неожиданно появившееся на столе, тоже стало увеличиваться в размере, и когда пришедшие протягивали к нему руки, деформировалось в сторону желающего положить на него пальцы. Фарфоровая округлая поверхность принимала овальную форму и перемещалась на шелковые стены помещения. Дамы, чуть запрокинув назад свои прекрасные, более похожие на фарфоровые, головки, какие были у кукол сестры Анны в детстве, неожиданно заговорили. Движение их губ, мягкие улыбки демонстрировали морщинки на лице. Сверкание серых, голубых, слегка коричневых глаз - были настоящими, но скучными, какими-то мертвыми. Все разговаривали, а речи не было слышно. И так притуманнено, словно все происходило где-то там, за экраном, а не в этой круглой башне каменного замка. Мужчины, сидевшие и стоявшие за спинками кресел, тоже беззвучно переговаривались, видимо, обсуждая то, что происходило на бархатной поверхности игорного стола. Мифодия никто не замечал или делали вид, что не видят. Сцена, будто записанная на диск, повторялась и повторялась, не меняя своего сценария с точностью до мелкого движения бровей. Мифодий, наконец, выйдя из состояния удивления и какого-то шока, спросил:

– Господа, кто вы? Что значит все, что здесь происходит?

В ответ на вопрос полупрозрачные фигуры, словно туманная дымка, растворились, превратившись в длинную, сверкающую от присутствия большого количества драгоценных камней, невероятно красивую нить, которая, вращаясь, устремилась ввысь, туда, во тьму каменной башни, куда исчезла и прекрасная люстра, освещавшая комнату.

– Фу ты, черт!
– высказался Мифодий, стукнув ладонью себе по лбу.
– Какой-то фильм мне, что ли, показали? Или опять привиделось?

– Не совсем так, - услышал он шепот от шелеста страниц книги, которую держал в руке. Откуда она взялась? Он с ней пришел? Или взял здесь со стола? Неужели рукопись уже стала книгой?

Тяжелый купол башни, несмотря на свою высоту, стал давить на голову и плечи, вызывая желание покинуть помещение. Но опять возникло гнетущее чувство присутствия кого-то, и это стало удерживать Мифодия от желания покинуть башню. Немного обшарпанные, но еще сохранившие золотистый оттенок обшивки кресел, потемнели, словно в них сгустилась мгла. Мифодий невольно протянул руки к опять появившемуся на скатерти фарфоровому блюдцу, коснулся его, желая повнимательнее пощупать и разглядеть: оно ли? И тут снова увидел на блестящем бархате стола отражения тех трех лиц и услышал их голоса. Сейчас лица были обозначены предельно четко. И не только ясно различимы в полутьме каменной башни, но и предстали перед Мифодием со всеми оттенками чувств.

– Ты видел этих пустых, прозрачных, украшенных драгоценными камнями людишек? Пресытившихся, лишенных радостей жизни? Променявших ценное, что есть в человеке, на богатство - на золото замка? А теперь томящихся во мраке тьмы? Ты впервые нарушил договор, посетив эту башню не в том порядке, как было указано, потому и увидел нас. Мы не были готовы к встрече. Не был готов и ты выполнить то, чего мы от тебя хотели. Стали наблюдать и убедились: не пуглив! Больше того, ты даже дерзнул записывать то, что происходит в замке!
– грубо высказался один из трех с недобрым лицом.