Две жизни. Мистический роман. Часть 2
Шрифт:
Лорд Бенедикт встал, завтрак окончился, и каждый занялся своим обычным делом.
Алиса была выбита из колеи словами Флорентийца. Она не понимала, о каком зле он говорит. Почему нельзя довезти мать, которая, кстати, уже не раз просила об этом, куда-либо по дороге. Почему нельзя взять письмо у бедной Дженни, которая так страдает, что даже плакала первый раз в жизни. Алиса не понимала смысла приказания, но ей и в голову не приходило ослушаться. Ничто на свете не заставило бы ее поступить наперекор воле Флорентийца, отступить хотя бы на йоту. Не понимая пока, почему она должна вести себя именно так, она интуитивно сознавала, что в требовании Флорентийца заложен глубокий смысл и, может быть, даже спасение ее близких. Страдая из-за них, а больше всего – из-за отца, она подошла к роялю, своему первому другу и помощнику в тяжелые минуты жизни, и нашла забвение в музыке.
Прочитав письмо Дженни, Николай пошел к лорду Бенедикту. Прочитав его, тот немного помолчал, а потом спросил:
– Как же ты думаешь поступить?
– Мне кажется, девушку еще можно спасти. У нее большие способности, она могла бы серьезно заинтересоваться наукой и победить свою страсть к поиску внешних благ.
– Для этого ей надо начать по-настоящему трудиться, выбрать какую-либо отрасль науки и посвятить ей полжизни. Но беда в том, что она не способна к чему-либо большому, крупному. Прожить хотя бы год в изоляции и подчиниться строгому распорядку дня, понять, что надо становиться госпожой самой себя и научиться управлять своими страстями, она не сможет.
Ты уже дошел до той ступени, когда ученики духовного знания могут самостоятельно разбираться в тех встречах, которые приносит им жизнь. Ты можешь поступить так, как найдешь нужным.
– Нет, отец. Этот случай какой-то особенный. Я пока не понимаю, как, но знаю определенно, что нити зла тянутся от Дженни и, главным образом, от пасторши, к Левушке. Когда я читал это письмо, то ясно видел Левушку ускользающим от каких-то опасностей, связанных с пасторшей и Дженни, и Алису, спасаемую вами от их плена. Я пришел просить вас указать мне точно, как следует себя вести, поскольку чувствую, что не в силах распознать, как надо действовать.
– Сын мой, если хочешь поступить так, как видят мои глаза, – не выходи к Дженни в сквер и не пиши ей. Вместо этого продиктуй Наль короткое письмо и сообщи в нем Дженни, что ты разговаривал с лордом Бенедиктом, и он будет рад видеть ее в своем доме в одиннадцать часов утра в воскресенье, если она желает переговорить с ним.
– Так я и поступлю, отец. Но не забыли ли вы, что пригласили пастора и Алису к себе в имение с четверга до воскресенья? Вы предполагали, что мы вместе возвратимся в Лондон в понедельник.
– Совершенно верно. Мы уедем, как и вернемся, вместе. Но ведь езды в деревню час с небольшим. Я пробуду в воскресенье в Лондоне часов до пяти, и не только из-за Дженни. К обеду я снова буду с вами. Надо постараться подкрепить силы пастора, Наль и Алисе тоже надо побыть на свежем воздухе. Да и тебе надо отдохнуть.
Кстати, съезди к лорду Мильдрею. Там ты, наверное, найдешь Сандру в роли сиделки. Лорду отвези вот это лекарство, оно поставит его на ноги за два дня. Пригласи их обоих поехать с нами в деревню. Индус, конечно, не замедлит наградить тебя акробатическим кульбитом, а лорд просияет и не сможет найти слов для выражения своей радости. Письмо к Дженни отправь с кем-нибудь из слуг сейчас же.
Николай ушел диктовать Наль письмо, а затем уехал к лорду Мильдрею. А Флорентиец сел за свой письменный стол и в глубокой сосредоточенности написал несколько писем.
Отправив свое послание с Алисой, Дженни не сомневалась, что вечером сестра привезет ей ответ и в нем будет самое любезное согласие Николая немедленно явиться на свидание к ней. И она стала мысленно готовить речь для Николая, обдумывая каждое слово. Ей хотелось показать графу – философу как тонок ее ум и изысканны чувства, как ей нужна иная жизнь, в которую надо лишь указать ей путь, чтобы она успешно достигла цели. Затем она стала обдумывать, в каком туалете ей завтра появиться перед графом. Она подошла к шкафу и стала выбрасывать из него на диван свои костюмы. Синий она отставила как слишком будничный. Зеленый, который так прекрасно оттенял ее кожу и волосы, показался ей чересчур ярким для делового свидания. Вскоре целая куча платьев лежала горой на диване, а Дженни все еще не знала, на чем ей остановиться. Если бы здесь была «дурочка» – как всегда мысленно называла Дженни сестру, – вопрос был бы решен в две минуты. У «дурочки» был такой изысканный вкус, что Дженни давно уже следовала ее предпочтениям в выборе туалетов. Жизнь заставила ее оценить вкус Алисы, поскольку ее наряды лишь тогда вызывали всеобщее одобрение, когда она следовала указаниям сестры.
И снова досада и зависть, что Алиса находится теперь в аристократическом доме, а она, Дженни, должна одна трудиться над туалетами, привели ее в раздражение, а время шло, и нерешительность Дженни сменялась возмущением. Почему Алиса, а не она – блестящая красавица – попала в любимицы лорда Бенедикта? И Дженни дала себе слово обворожить Николая. Она уже не раз пробовала свои чары на мужчинах и – ни разу не будучи влюбленной, но лишь флиртуя, – уже нескольких из них заставила искренне полюбить ее.
Наконец Дженни отобрала костюм темно-серого шелка с темно-зелеными пуговицами и задумалась о выборе шляпы к нему. В тот момент она забавно выглядела в легком халате со шляпой на голове; вокруг нее тоже были разбросаны шляпы.
Внезапно в ее комнату не вошла, а буквально влетела пасторша, тоже в халате и даже непричесанная. Она стала сыпать словами как горохом, и Дженни поняла, что к ней пришел слуга от лорда Бенедикта с письмом. На все требования пасторши отдать письмо ей слуга отвечал отказом, заявляя, что вручит письмо лично в руки мисс Уодсворд. Любопытство пасторши было доведено до предела. Понося слугу и хозяина, отдавшего такое приказание, она торопила Дженни поскорее выйти к слуге, которого успела обругать.
– Прежде всего, мама, скажите, пожалуйста, посмотрели ли вы на себя в зеркало? На кого вы похожи! Сколько времени не стирался ваш халат? Вам десятки, сотни раз говорил папа, что леди не должна выскакивать в прихожую на стук посторонних без особой надобности. Вы же не только сами выскочили к лакею лорда Бенедикта, хотя у вас трое слуг, но еще и оскандалили меня перед ним. Как теперь этот лакей изложит свой отчет лорду Бенедикту? И – что еще нелепее – расскажет в людской о вашем грязном халате и ругани?
– Это еще что за разговоры, Дженни! С некоторых пор, как я замечаю, ты, как и папенька, стала чересчур заботиться о хорошем тоне. Я не советую тебе переходить на сторону отца и Алисы, у меня для тебя есть просто блестящие планы…
– У вас, мама, всю жизнь блестящие планы, только рушатся они легче карточных домиков. Но прошу вас, пройдите к себе и дайте мне возможность одеться. Я не могу выйти к слуге лорда в халате.
– Давно ли тебе стала мешать мать?
– Нет, не так давно, к моему сожалению и огорчению, я стала во многом расходиться во мнениях с моей матерью.