Две жизни
Шрифт:
Лыков догнал лодку Ирины и, держась за борт, стал о чем-то разговаривать.
— Лыков! Покровская! Сколько раз буду говорить, — строго сказал Костомаров и откинул с лица накомарник. — Сейчас же по местам!
Лыков засмеялся, что-то сказал Ирине и отпустил борт лодки. Ирина взглянула на Костомарова, похожего в своем накомарнике на пчеловода, и тоже засмеялась.
Прошли бечевой еще не меньше километра, но уперлись в марь. На ней растет «пьяный лес». И верно, лес как пьяный — в разные стороны клонятся деревья, много уткнувшихся в землю. Тогда Костомаров велел перебираться на ту сторону. Далеко
— Остерегайтесь плывущих деревьев! — крикнул Костомаров и направил лодку против течения.
Лыков опять подъехал к Ирине.
— Кирилл Владимирович-то не велел ставить лодки рядком, — сказал Баженов.
— Да, да, ты, как всегда, прав, — ответил Лыков, не глядя на Баженова: он следил за лодкой Костомарова.
— Боитесь, Баженов? — спросила Ирина.
— Умирать-то за всяко-просто кому охота... Вон как емко их несет. Тут надо зорить да зорить...
Тетрадь девятая
Лодку Костомарова несло как скорлупу. Гребцы отчаянно махали веслами. Сам Кирилл Владимирович согнулся в дугу. Их сносило. Сносило здорово! Лыков, сощурив глаза, следил за его лодкой. За время пути я успел, как мне кажется, разобраться в нем. Он любил покрасоваться, быть лучше других. И сейчас, наверно, прикидывает, как сделать так, чтобы лодку почти не снесло. Тем более что лодка Костомарова чуть ли не на полкилометра ткнулась ниже того места, где стоял Покенов. Теперь очередь переправляться Коле Николаевичу. Гребцы подняли весла. Коля Николаевич кивнул головой. Весла упали на воду, и лодка быстро пошла к середине. Но не дойдя, круто свернула и понеслась вниз по течению. Она летела так быстро, будто у нее было двадцать подвесных моторов. Быстрину Коля Николаевич пересек под острым углом и спокойно пристал к берегу.
— Сначала взял хорошо, но потом струсил, — сказал Лыков.
— Ты думаешь, он струсил? — спросила Ирина и посмотрела на Лыкова большими веселыми глазами. (У нас все чаще поговаривают, что они скоро поженятся. Эти слова я пишу с горечью. Я не понимаю, почему она должна любить Лыкова? Не понимаю...)
— Я уверен, что он струсил.
Баженов умоляюще посмотрел на Лыкова.
— Так бы и нам плыть-то, — сказал он и судорожно дернул острим волосатым кадыком.
— Да, да, ты, как всегда, прав, Баженов, — ответил Лыков и тронул Ирину за руку. — А речонка действительно разыгралась.
— Если буду тонуть — спасай, — смеясь, сказала Ирина.
— Тогда я с тобой плыву. Удобнее спасать, — ответил Лыков.
Но тут вмешался Зацепчик.
— Я попросил бы вас быть несколько серьезнее, — сказал он. — Не забывайте, что могут быть несчастные случаи.
— Совершенно правильно, — глухим голосом заметил Покотилов.
— Счастье и смелость! — сказал Лыков и толкнул лодку Ирины.
Она пошла тем же путем, что и лодка Коли Николаевича.
— Нет, я так не пойду, — прищурив глаза, сказал Лыков, — я перережу горло этой речонке под прямым углом.
— Так бы и нам плыть, — сказал Баженов.
Лыков ничего не ответил.
— День-то какой парун, — чуть ли не простонал Баженов и страдальчески улыбнулся.
Костомаров взмахнул платком. Теперь моя очередь переправляться. Если говорить откровенно, то и мне хотелось так переплыть Элгунь, чтобы не потерять ни одного пройденного метра.
На середине реки дул сквозной ветер. Его несло, словно по коридору. Мишка Пугачев греб, стиснув зубы и закрыв глаза. Афонька дышал хрипло и тяжело при каждом рывке весел. Он неотрывно глядел мне в глаза, по ним определяя: опасно или нет? А я глядел поверх рабочих, наметив на противоположном берегу точку, которая находилась много выше приставшего к песчаной косе Костомарова, и не выпускал ее из виду. Она быстро приближалась, превращаясь из черного пятна в корягу. Я уже миновал середину, и теперь на коряге легко можно было различить застрявшие в корнях валуны. Стало быстро сносить. Я еще круче поставил лодку. И мы благополучно ткнулись в берег... рядом с Костомаровым. Значит, как ни хитри, реку не перехитришь.
Кирилл Владимирович снова взмахнул платком. От берега отделилась лодка Лыкова. И сразу же стало ясно, что он мудрит. Он поставил лодку поперек течения. Ее чуть не опрокинуло волной. Тут надо бы ему сменить угол, но он не захотел. Лодку еще раз ударило волной. Неожиданно метрах в пяти от нее всплыло дерево. И то, чего боялись, свершилось. Лодка налетела на дерево и перевернулась. На просмоленном днище ярко вспыхнуло солнце. Кружась, как в хороводе, поплыли вокруг лодки ящики, мешки с мукой, чемоданы. «Спасит...» — разнесся оборванный водой крик. И тишина.
— Разгрузить лодку! — крикнул Костомаров.
Но он мог бы и не приказывать. Рабочие уже сбрасывали груз, толкали лодку с косы в воду.
Костомаров вскочил на корму. Я на нос лодки.
Когда мы уже отплыли от берега, в воду вбежала Ирина.
— Назад! — крикнул Костомаров.
— Там же Аркадий, — ответила Ирина и полезла ко мне. Алеша! — просяще сказала она, и я не смог оттолкнуть ее, подал руку.
Она забралась в лодку и туг же забыла про все, неотрывно глядя на плывущего Лыкова. Его несло по самой стремнине. Он плыл саженками, высоко держа над водой голову.
— Аркадий! — крикнула Ирина.
Но он не обернулся. И лодка, и рабочие, и Лыков скрылись за кривуном. Гребцы Перваков и Вайя нажали на весла. Ирина сдернула с себя платье.
Кривун налетел мгновенно, открыв громаду завала. Костер намытых паводками деревьев занимал чуть ли не половину реки. Вода с ревом неслась на оголенные, наваленные друг на друга, ободранные деревья. С размаху била в них. Ревела, вздымая пену. И, разворачивая воронку, втягивала под завал все, что попадало в ее поток.
Цепляясь за осклизлые бревна, карабкался к вершине завала Баженов. А на вершине уже стоял Лыков. Всегда такие пышные шаровары сейчас липко обтягивали его ноги, мокрые волосы жидкими косицами лежали на висках.
— Аркашка! — и засмеялась и заплакала Ирина.
— Приготовиться! — подал команду Костомаров.
Лодка летела прямо на завал. И не было той силы, которая могла бы отвести ее в узкий проход свободного русла. Рабочие встали, готовясь к прыжку.
Лодка со всего хода врезалась в завал. И я, как пущенный из рогатки, вылетел на бревна. Помнится, даже засмеялся каким-то нервным смехом.