Двенадцать евреев, которые изменили мир
Шрифт:
Отныне судьбы Ленина и Троцкого свыше двадцати лет будут постоянно пересекаться. Они будут переходить от взаимной симпатии к прямой вражде и вновь к согласию. Оба в пору разлада не будут щадить друг друга. С ленинской подачи во все учебники истории партии большевиков войдет обидный эпитет «Иудушка Троцкий». Но в кульминационный момент их жизни — в ночь 25 на 26 октября, в ожидании открытия съезда Советов, они вместе будут лежать в пустой комнате Смольного на старом одеяле и ожидать исхода за- пущенных ими событий. Кто знает, может быть именно в этот момент они вспомнили и общие ботинки, которые носили в Париже, и совместное посещение Opera Comique, и лондонскую церковь, где социал-демократический митинг чередовался с пением псалмов. А может быть, воспоминаний и не было — было только будущее. Революционные отряды уже захватили Госбанк, Центральный телеграф, развели мосты, окружили Зимний дворец. Пружина начала разжиматься, уже ничего не зависело от их действий. В те дни принимались решения, определившие историческую эпоху. Эти решения почти не обсуждались. Бессознательное поднялось и подчинило себе
Первая эмиграция
«Из Сибири Коба вернулся прямо в Тифлис: факт этот не может не вызвать удивления. Сколько-нибудь заметные беглецы редко возвращались на родину».
Эмиграция всегда играла заметную роль в политической и духовной жизни России. Троцкий более трети жизни провел в эмиграции. Оказавшись впервые в Европе в 1902 году, он воспринял это время как «восторженное откровение». Он писал, спорил, ездил, впитывал жизнь, знакомую раньше лишь по книгам и газетным статьям. Ему было только двадцать три года и надо было найти баланс между своим «я» и новой социальной и духовной средой.
Первое поколение русской социал-демократии, возглавлявшееся Плехановым, начало свою критическую и пропагандистскую деятельность в начале 80-х годов XIX века. Пионеры исчислялись единицами, затем десятками. Второе поколение, которое вел за собой Ленин, — он был на четырнадцать лет моложе Плеханова, — вступило на политическую арену в начале 90-х годов. Третье поколение, состоявшее из людей на десять лет моложе Ленина, включилось в революционную борьбу в конце прошлого и в начале нового столетия. К этому поколению, которое уже привыкли считать тысячами, принадлежали Троцкий, Сталин, Зиновьев, Каменев и другие.
Европа для российских политических эмигрантов была больше чем очаг культуры и приют беглецов. Здесь формировалась атмосфера, где генерировались идеи и усилия, обращенные к России в надежде свершения в ней революционных перемен. Осенью 1902 года в эту «Мекку» российских революционеров прибыл Троцкий. Молодого честолюбивого революционера, талантливого публициста влекла возможность участия в общероссийской социал-демократической газете. В редколлегии «Искры», из которой должно было разгореться пламя революции в России, «старики» — Плеханов, Засулич, Аксельрод соседствовали с «молодыми»: Лениным, Мартовым, Потресовым. Ленин быстро оценил Троцкого как человека, несомненно, с недюжинными способностями, энергией, который имеет перспективы роста таланта и «в области переводов и популярной литературы он сумеет сделать немало». По предложению Ленина в марте 1903 года Троцкого ввели в состав редколлегии газеты с совещательным голосом. Плеханов встретил новичка с настороженностью, которая очень скоро переросла в устойчивую неприязнь, сохранившуюся до конца его дней. Он упорно противился вводу Троцкого в редколлегию «Искры». При личных встречах был сух и неприветлив. Несмотря на все старания, Троцкому не удалось расположить к себе корифея русского марксизма. «Отец-основатель» не принял дерзкой бойкости молодого революционера. Троцкий скоро и сам стал отвечать тем же. В целом ряде статей о Плеханове, написанных позже, в адрес последнего будут пущены стрелы сарказма. В работе «Война и революция», написанной в 1922 году, он выразится так: «Несчастье Плеханова шло из того же корня, что и его бессмертная заслуга: он был предтечей. Он не был вождем действующего пролетариата, а только его теоретическим предвестником».
В Лондоне Троцкий поселился в доме, где жили Мартов и Засулич. По нескольку раз в день они ветречались, обсуждали новости, статьи, заметки, которые готовили в «Искру». Отношения с блестящей группой высокообразованных людей наложили неизгладимый отпечаток на духовный мир Троцкого. Общение с ними не только расширяло кругозор, но и усиливало уверенность в своих способностях, даже исключительности. Молодой член редколлегии не скрывал своего восхищения и преклонения перед прославленной террористкой. Для него Вера Засулич, участвовавшая в террористических актах еще до его рождения, была легендой революции. Она принад- лежала к тому поколению русских революционеров, для которых радикализм решений и действий был их сутью. Троцкий уже тогда начал мыслить радикальными категориями, не признавая полумер и полушагов. Ленин, привлекая Троцкого к работе в газете, вскоре стал использовать его и в качестве оратора и полемиста, затьм посоветовал не ограничиваться журналистикой и диспутами, а выступать с лекциями и рефератами. Очень скоро все это станет для него обычным делом. Троцкий, будучи, безусловно, талантливым человеком, выдающимся оратором и публицистом, всегда заботился, чтобы это было оценено другими. Он не чурался театральности жеста, экстравагантности выражений. Троцкий любил дело, но еще больше он любил себя в деле. И эту любовь к себе другие ощущали как превосходство над ними. Может быть, поэтому у Троцкого было так мало друзей и так много врагов.
Троцкий еще молодым навсегда поверил, что обязательно оставит глубокий след в истории. Он не ошибся, считая, что будет знаменитым, но это и было его жизненной целью: с очень ранних времен им сохранялись не только черновики статей, речей, проектов резолюций, но и афиши, пригласительные билеты, пометки на газетах и календарях, вырезки из периодических изданий, где просто упоминается его имя. Когда в 1903 году в Париж к сыну приехали родители, Лейба показывал им вырезки из газет со своими статьями, афиши, возвещающие о его выступлении, рассказывал о знакомых знаменитых людях. Мать вслух читала заголовки статей, отец с благоговением слушал. Уезжая из Парижа, Бронштейны оставили сыну денег и пообещали помогать двум его дочкам в России. Они теперь были уверены, что их Лейба станет знаменитым.
Враги Троцкого, от черносотенцев до современных антисемитов, всегда старались подчеркнуть его еврейское происхождение. Нередко его деяния пытаются связать с «мировым сионистским заговором», «еврейскими происками» и пр. Троцкий, конечно, не мог забыть, что он еврей, но вовсе не потому, что участвовал в некоем мифическом заговоре. Просто его враги постоянно напоминали о его еврействе. Это всегда звучало как обвинение, как подтверждение вечной ущербности, и он часто страдал от этого. Известен факт его отказа от поста наркома внутренних дел в правительстве Ленина, так как «люди не поймут назначение еврея на эту должность». Но чтобы ни говорили о Троцком, его нельзя упрекнуть в национализме или сионизме. Имеется множество свидетельств, подтверждающих интернациональный характер его мировоззрения. Поведение Троцкого, его отношение к миру является характерным для многих ассимилированных евреев, воспроизводит один из специфических вариантов еврейской судьбы. Момент кризиса Российской империи совпал со временем усиленного разложения еврейского патриархального уклада. Это привело к появлению множества молодых людей, избравших для себя путь освоения светской христианской культуры и знакомых с еврейством лишь отчасти. Они становятся чужими и там и тут и свою чуждость ощущают как объективность. В разной мере они стыдятся своего происхождения и предпочитают роль возвестителя истины, исходящей от какого-нибудь иного, несомненного авторитета, т.е. роль посланца, комиссара, воспроиз- водящую рисунок жизни Моисея. Так, Троцкий сначала ссылался на Маркса, затем на Ленина, у него не хватило цельности опереться на себя самого. В отличие от того, что думают антисемиты, евреи-революционеры не столько выражают еврейские интересы, сколько нарушают еврейские стереотипы поведения. Будучи на вершине большевистской иерархии, Троцкий отверг просьбы еврейской делегации, которая явилась к нему как к еврею, заявив им, что он не еврей, а интернационалист. Когда его отец умер в 1922 году от тифа, последнюю просьбу — похоронить его на еврейском кладбище — сын отказался выполнить по идеологическим соображениям.
Первая эмиграция Троцкого с осени 1902 до начала 1905 года была, пожалуй, самым счастливым временем в его жизни. В Париже Троцкий встретил молодую, умную, красивую женщину — Наталью Седову. Их знакомство началось в Лувре. Наташа изучала в Париже историю искусств и взялась после выступления Троцкого в русской колонии с лекцией показать ему шедевры французской живописи. Наталья Ивановна уже была замужем. Но увлечение молодым революционером было так сильно, что она оставила мужа и ушла к Троцкому. Сильные чувства сопровождали их брак до последних дней их жизни. В своем завещании, составленном в 1940 году, он напишет так: «...судьба дала мне счастье быть ее мужем. В течение почти сорока лет нашей совместной жизни она оставалась неистощимым источником любви, великодушия и нежности». Наталья Ивановна разделила как триумф мужа, так и всю горечь поражения и изгнания. Последние слова умирающего были обращены к ней.
Но это будет нескоро. Впереди вся жизнь — жизнь революционера, полная превратностей и парадоксов. Первый парадокс — поведение Троцкого на II съезде РСДРП в 1903 году: будучи по убеждениям, натуре, мировоззрению ярко выраженным радикалом, он неожиданно поддержал реформистов, умеренных! Это внешне было действительно парадоксально. Троцкий, который на всю жизнь станет певцом мировой перманентной социалистической революции, вдруг поддержал — и решительно! — Мартова, о котором позже напишет «фальсификатор марксизма».
Парадокс этот только кажущийся. Троцкий, при всем своем блеске ума и интеллектуальном изяществе, во многих вопросах скользил по поверхности. Внешняя знциклопедичность не подкреплялась глубиной анализа. Голосуя против Ленина и его сторонников, он не понимал, что голосует против самого себя. За свой «небольшевизм» Троцкому в жизни придется много оправдываться. Троцкий, будучи сам «якобинцем», в начале века обвинял Ленина в радикализме. Позже, будучи сам централистом, обвинял Ленина в стремлении сконцентрировать партийную власть в центральных органах, будучи поклонником Робеспьера, бросал Ленину обвинения в диктаторстве. Этот парадокс связан, с одной стороны, с подменой идей людьми. Для него уход в тень Аксельрода и Засулич выглядел трагедией, а Ленин — виновник этого — узурпатором. Ленин пришел к выводу, что Аксельрод и Засулич становятся помехой на пути к будущему и решил устранить их с решающих постов. Как пишет сам Троцкий: «С этим я не мог мириться. Все мое существо протестовало против этого безжалостного отсечения стариков, которые дошли наконец до порога партии. Из этого моего возмущения и вытек мой разрыв с Лениным на втором съезде. Его поведение казалось мне недопустимым, ужасным, возмутительным. А между тем оно было политически правильным и, еледовательно, организационно необходимым». Яркое воображение не опиралось еще на доводы разума. Он еще был человеком с человеческими привязанностями, страстями и эмоциями, а не марксистским функционером, лишенным личных, внепартийных ощущений. Он видел, как Ленин, подминая под себя сегодняшний день, врезался мыслью в завтрашний, брал только то, что нужно и когда нужно. Троцкому же больше по душе были ажурность мартовских мыслей, его остроумие, гипотезы и догадки.