Двенадцать несогласных
Шрифт:
– Понимаю, – Руцкой кивнул. – Ну, давай покурим. Что у тебя?
– «Прима», – Проценко улыбнулся, доставая из кармана скомканную пачку дешевых сигарет без фильтра.
– Вот мать их! – хмыкнул вице-президент. – Лучший в мире спецназ курит «Приму». Угощайся.
Вице-президент протянул полковнику пачку красного «Мальборо». Они покурили молча, как два старых боевых товарища. И полковник Проценко повел арестованного Руцкого к автобусам, куда собирали и других арестованных депутатов мятежного парламента.
Эти автобусы доехали до станции метро «Краснопресненская». Двери открылись. Люди
– Чего вы стоите! – крикнул кто-то из офицеров. – Идите в метро! Домой! Домой!
На следующий день помощник президента, пытавшийся командовать штурмом и посланный по-военному на хуй, доложил Ельцину, что отряд спецназа «Вымпел» отказался от выполнения приказа Верховного главнокомандующего, что в штурме участвовали только добровольцы, что не стреляли, что арестованных отпустили. Указом президента отряд «Вымпел» был передан Министерству внутренних дел, переименован в «Вегу» и предназначался теперь для разгона демонстраций. Интеллектуальный спецназ, лучшие в мире диверсанты должны были теперь учиться строить против безоружных демонстрантов «черепаху» из пластиковых щитов и махать против безоружной толпы дубинками.
Из девяноста офицеров «Вымпела» восемьдесят тогда уволились. И в том числе Ермолин. И вот почему теперь он работал на аукционе охранником.
Уроки республики
Вечером он вернулся домой с этой своей стодолларовой купюрой в кармане, и жена сказала ему, привычно поцеловав в щеку:
– Тебе звонили из МЕНАТЕПа.
– Откуда? Из банка МЕНАТЕП? Я никого не знаю в банке МЕНАТЕП.
Жена пожала плечами. Они сели ужинать, и на ужин были, например, сосиски с макаронами.
Еще через несколько дней, отдежурив в очередной раз в дверях очередного аукциона, Анатолий вернулся домой, и жена сказала:
– Тебе звонили от Ходорковского.
– От какого? От того, который олигарх? Я с ним не знаком.
– Толь, – жена изобразила на лице ту минимальную укоризну, какую только и позволяют себе хорошие офицерские жены, когда речь идет о мужниных служебных делах. – Перезвони Ходорковскому, ты же, кажется, работу ищешь.
Она даже не произнесла вслух, что выходила замуж за офицера, а не за аукционного вышибалу. Но Анатолий понял и перезвонил по телефонному номеру, записанному женою на клочке старой газеты. В приемной Ходорковского ему очень обрадовались. Встреча была назначена буквально назавтра.
Офис МЕНАТЕПа располагался тогда в самом центре Москвы, в Колпачном переулке. Это был красивый особняк за высоким забором с видеокамерами по периметру. Проходя в ворота, Анатолий подумал, можно ли, например, захватить это здание всемером. И оглядевшись, решил, что можно.
Сам Михаил Ходорковский, владелец банка МЕНАТЕП, был ровесником Анатолия и почитал своим долгом смотреть на него жестким взглядом. А Анатолий в ответ улыбался своей детской улыбкой, которую никак не предполагаешь найти на лице боевого офицера.
– Мне вас рекомендовали как человека, который умеет воспитывать мальчишек, – сказал Ходорковский.
И это была
– Замучили меня пацаны.
– Какие пацаны? – переспросил Ермолин.
– Да я чифскаутмастер на базе, – улыбнулся Мур нежно, хоть пацаны его и замучили. – Раньше мы раз в неделю с ними встречались, а теперь все отцы на боевых вылетах и мы встречаемся каждый день.
Шла операция «Буря в пустыне». Дети натовских военных летчиков не видели своих отцов и боялись за них. Вожатый Мур каждый вечер собирал своих скаутов, чтобы отвлечь от военных переживаний ориентированием или разжиганием костра с одной спички.
Ермолин заинтересовался, и на следующий день Мур принес ему учебники по скаутингу. Едва раскрыв их, Анатолий понял, что будет заниматься этим всю жизнь – воспитывать мальчишек посредством этой педагогики приключений, похожей на тренировки по выживанию отряда «Вымпел». Дома в военном городке он организовал скаутский отряд «Кавалергард». Ходил с мальчишками в походы, вязал морские узлы… И офицерские жены были счастливы, что их балбесы не слоняются без дела по улицам. И офицеры помогали ему. И начальник разведки генерал Шебаршин отменил даже однажды целую боевую командировку на Кавказ, чтобы майор Ермолин успел вернуться с задания и провести под Москвой летний скаутский лагерь.
Он действительно умел воспитывать мальчишек. Он только не понимал, зачем это нужно акуле капитализма владельцу банка МЕНАТЕП Михаилу Ходорковскому.
– Понимаете, – сказал Ходорковский, – я никогда не смогу заплатить кассиру столько денег, сколько заплатят ему бандиты, чтобы он открыл дверь и сымитировал нападение…
– И?.. – Ермолин все еще не понимал, к чему клонит банкир.
– И поэтому я хочу, чтобы сотрудники компании воспринимали эту компанию как свою. Я хочу воспитать их.
– Больше ничего? – Ермолин смотрел на Ходорковского, пытаясь найти в его лице хорошо известные профессиональному выведывателю признаки лжи.
– Больше ничего. – На лице Ходорковского признаков лжи не было.
– Тогда я согласен.
– Тогда приступайте к работе, – резюмировал Ходорковский. – Завтра.
Кажется, Ходорковский имел в виду воспитать не нанятых уже и работающих в его компании сотрудников, а всю страну – на будущее. Во всяком случае, Ермолину предстояло не заниматься тимбилдинговыми программами с банковскими клерками или их детьми, а стать заместителем директора финансируемой Ходорковским школы-интерната для детей-сирот и детей военных, служащих на границе или в горячих точках. Директором был генерал Мамонов. Он занимался административными проблемами и связями с главой Одинцовского района, где располагался интернат. Ермолин занимался воспитательной работой.