Двенадцать несогласных
Шрифт:
Это узнал Виссарион после армии. А как защищать детей от террористов, Виссарион не знал. Только догадывался, что надо занять высоты…
– Эй! – крикнул вдруг милиционер, выглянувший на крышу, в то время как Виса заканчивал осматривать технических этаж. – Здесь наблюдательный пункт чей-то.
– Что значит наблюдательный пункт? – Виса растерялся.
– Тут одеяло лежит на крыше и стоит бутылка воды.
Быстрые мысли замелькали у Висы в голове. Значит, еще, может быть, накануне вечером наблюдатель из террористов, может быть снайпер, поднялся сюда на крышу и следил за школой. Если бы захват пошел не по плану, если бы кто-то оказал террористам сопротивление, он стрелял бы. И где он теперь?
– Эй, спускайся, – крикнул Виссарион милиционеру. – Надо обойти все квартиры в подъезде. Выяснить, все ли в порядке. Увести людей от окон. Только осторожно, там в квартирах может быть…
– Я понимаю, – кивнул милиционер.
Милиционеры пошли осматривать квартиры, а Виссарион вылез на крышу один. Крыша была совершенно плоская, огораживали ее только металлические перила с редкими прутьями. Спрятаться было негде. Виссарион лег на гудрон, подполз к краю и впервые увидел школу как на ладони. В окнах стояли дети. Виссарион не мог разглядеть их лиц, но он подумал, что это дети, потому что взрослый человек вряд ли мог бы стоять в полный рост в оконном проеме, а они стояли в полный рост. За их спинами сновали какие-то люди, носили какие-то тюки. Виссарион подумал, что это террористы, что они минируют школу, прикрываясь детьми, и что ни один снайпер не станет стрелять в террористов, пока в окнах стоят дети.
– Гады, – шепнул сам себе Виссарион, – подготовились.
И тут за его спиной раздался шорох. Виссарион перекатился на спину, вскинул карабин, снял оружие с предохранителя и направил на человека в камуфляже, выглядывавшего из слухового окна. Медленно. Слишком медленно. Тот должен был успеть выстрелить.
Но не стрелял. А поднес палец к губам и сказал:
– Тихо, уважаемый, свои. Владикавказский ОМОН.
Виса опустил оружие. Из слухового окна ловко, как кошка, выскочили омоновский снайпер и автоматчик прикрытия.
– Твою мать, ни кирпичика, – снайпер оглядел совершенно незащищенную крышу.
– Пусть автоматчик снимет броник и повесит на перила, – посоветовал Виссарион.
Он не знал, откуда ему пришла в голову мысль, что если повесить бронежилет на ограду, то может получиться сносная огневая точка. Может быть, кто-то из друзей рассказывал во время бесконечных разговоров о войне, которые ведут на Кавказе мужчины. Снайпер кивнул. Автоматчик стянул с себя броник. Спрятавшись за ним, снайпер принялся рассматривать школу в прицел и прошептал:
– Дети в окнах…
Виссарион ушел вместе с милиционерами проверять квартиры. Он видел женщин, которым велели отойти от окон и которые сидели в ванных комнатах, ибо никаких других непростреливаемых комнат в квартирах не было. Когда Виссарион вернулся на крышу и высунулся из слухового окна, снайпер сказал ему:
– По мне пристрелялись. – И будто в подтверждение его слов пуля чиркнула по крыше сантиметрах в двух от ботинка снайпера.
– Давай я полежу за тебя, – сказал Виссарион, – постреляю, отвлеку, а ты посмотри, откуда их снайпер работает, и сними его.
И не дожидаясь ответа, Виссарион пополз вместо снайпера на его огневую точку за бронежилетом. А снайпер откатился в сторону, спрятался в окно и прильнул глазом к прицелу.
Виссарион лежал, стрелял иногда, поднимал над бронежилетом оставленную снайпером бандану и считал пули, жужжавшие над ним так, как жужжат пули, только если пролетают совсем рядом. Виссарион не помнил, кто рассказал ему, что если пуля свистит, то, значит, летит далеко, а если жужжит, то, значит, совсем рядом. Опять, наверное, бесконечные кавказские разговоры о войне.
– Всё! – сказал снайпер. – Я его засек. Уходи.
Чтобы перекатиться к окну, Виссарион приподнялся. Подвинулся на пару дюймов в сторону. И сначала ему показалось, что муха ударилась ему в лоб. А потом он подумал, что это не муха, а пуля. Пуля попала ему в голову.
Признаки удачи
Тем временем весь мир облетела новость о том, что в североосетинском городе Беслане террористы захватили школу. Что в заложниках двести, не то триста детей. Матери захваченных в заложники детей стояли у милицейского оцепления и кричали, что не может быть в школе триста заложников, должно быть больше тысячи. Но их никто не слушал. Тогда они написали плакат, что заложников больше тысячи. Они боялись, что триста человек федеральные власти не пожалеют и прикажут штурмовать школу. Они думали, что ради тысячи человек власти, может быть, и пойдут на переговоры. Матери стояли с этими плакатами, но руководители центральных российских телеканалов не показывали эти плакаты в эфире на том основании, что нельзя же, дескать, давать в эфир непроверенную информацию.
Через некоторое время в Беслане был создан антитеррористический штаб. Один из руководителей штаба, фээсбэшный, кажется, генерал расхаживал по улице у штабных дверей и разговаривал по мобильному телефону. Телефон был с бриллиантами и за двадцать тысяч евро.
Потом террористы передали видеокассету со своими требованиями. Они требовали приезда президентов Чечни, Осетии и Ингушетии. Но в штабе журналистам сказали, что кассета была пустая, и руководство телеканалов немедленно передало эту информацию в эфир, хотя информация была куда менее достоверная, чем очевидный факт, что матери заложников стоят с плакатом «Их там больше тысячи».
Потом приехал бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, хотя террористы и не звали его и не выражали готовности обменивать на него детей. Но он приехал и пошел в школу. И неизвестно, что он там говорил террористам, но двадцать восемь детей террористы с ним отпустили – в основном младенцев. И больше никакие заложники в процессе переговоров выторгованы не были. И не было больше никаких переговоров.
Тем временем в школе террористы расстреливали мужчин, опасаясь, что если среди заложников будут мужчины, то они смогут устроить бунт. Мужчин отводили в один из классов на втором этаже, ставили на колени и стреляли в затылок, а трупы выбрасывали в окно. И один из этих обреченных, видя, что палач его перезаряжает своего Калашникова, прыгнул в окно сам, не дожидаясь пули, на гору трупов. Повредил, падая, ногу, но смог убежать. И спецназовцы привезли его в больницу, чтобы оказать первую помощь и расспросить хорошенько о том, что происходит в школе. И он оказался в одной палате, на соседних койках с Висой Асеевым.
Виса был ранен. Пуля прошла по касательной над глазом. Снайпер и автоматчик вытащили его с крыши, перебинтовали и отправили на «Скорой» в больницу. Придя в себя, некоторое время полежав и послушав секретные рассказы бежавшего заложника, Виса встал и ушел домой. Он думал, что нельзя занимать место в больнице, в то время как место это может понадобиться детям. Он не верил, что штурма не будет. И в тот же вечер из больницы выписали всех ходячих больных. Никто не верил, что штурма не будет. Виса шел, покачиваясь, к дому, смотрел правым глазом на непривычно многолюдные, запруженные военными и журналистами бесланские улицы, и не знал точно, есть ли у него под повязкой левый глаз. Врачи говорили, есть.