Двенадцать ночей
Шрифт:
– Но что такое…
Тут, однако, совсем уж неожиданно, Элл внизу громко зевнула, пробормотала что-то нечленораздельное и сонно повернулась на другой бок. Они все про нее забыли. В лицах обоих духов мелькнула паника, но тут же прошла, тревожиться продолжала одна Кэй, боясь, что Элл проснется и ее захотят переместить.
Флип, снова спокойный, похоже, понял без ее слов, что ее волнует.
– Не переживайте. Согласно письменному приказу, в котором ошибок быть не может, ваша мама и сестра не могут ни видеть нас, ни слышать – в смысле, по-настоящему видеть нас такими, какие мы есть. Если бы они получили нашу визитную карточку, они ее не заметили бы. Подумали бы, что это пустая бумажка. Если бы они наши голоса услышали, это было бы для них завывание ветра. Натолкнулись бы на нас – убедили
– И авторы, разумеется, – добавил Вилли.
– Кто вы такие? – раздался заспанный голос Элл с нижнего яруса.
Вот теперь, почувствовала Кэй, духи были действительно ошарашены. Они выпрямились так, что стукнулись головами о потолок.
– В приказе что-нибудь об этом было? – спросил Вилли.
Флип покачал головой. Очень медленно они позволили глазам опуститься к нижнему ярусу кровати; затем наклонили головы и согнули спины; и вот уже они оба, сложившись пополам, пристально разглядывают Элл. Она терла правый глаз правым кулачком. Ее светло-рыжие локоны, обрамляющие круглое пухленькое лицо, мягко покачивались, да и вся она легонько покачивалась из стороны в сторону, еще не до конца пробудившись от глубокого сна. Она еще раз зевнула и приподнялась на локте.
– Вы к маме в гости пришли? – спросила она, глядя то на одного, то на другого. – Папа вернулся? А Кэй здесь?
Кэй была здесь; точнее, она уже спускалась со второго яруса по лесенке и пару секунд спустя оказалась подле младшей сестры. Правую руку с зубом она надежно, как и раньше, зарыла в пуховое одеяло позади Элл и себя.
– Это, – промолвил Флип, – неожиданно до самой распоследней степени.
– Это попросту жуть наводит, – поддакнул ему Вилли.
– Если мы отправимся с вами, – быстро спросила Кэй, – мы сможем вернуть сюда папу?
Флип замотал головой и начал было рассуждать о том, что перемещения необратимы, но Вилли его оборвал:
– На этот вопрос тебе сумеет ответить только Распорядитель Гадд. Но я уверен, что он будет рад поговорить с тобой на эту тему. И мы можем доставить тебя туда очень быстро. Или вас обеих.
Флип запротестовал:
– Вилли, она ребенок, и это сутки полета, а Гадд…
– Нет, Флип. За все годы мы ни разу, встретив автора, не оставляли его на месте – а этот автор особенный, не будь я фантом, если вру.
– Что такое фантом, – выпалила Кэй. Прозвучало даже не вопросительно.
– Дух. Явление, – сказал Вилли. – Являющееся нечто или являющийся некто. Некто и здешний, и нездешний.
– Значит, вы не тут на самом деле?
– Нет-нет, я тут, – ответил Вилли.
– В отличие от меня, – сказал Флип, раздраженно крутанув головой. – Я пошел.
Он двинулся к окну и просунул свое длинное тело между двумя шторами. Потом стало слышно, как он съезжает по короткому скату крыши и спрыгивает на землю. Дальше – его хрустящие шаги по мерзлой траве.
– Прекрасно, – решительным тоном промолвила Кэй. – Мы отправляемся. Но зуб будет у меня.
– Какой зуб? Куда отправляемся? – спросила Элл. – Куда мы, Кэй?
– Искать папу, – ответила ее сестра. В этот миг порыв ветра бешено стукнул отпертой створкой окна о металлическую раму, а потом, с новым порывом, она опять распахнулась в ледяную, черную ночную ширь.
– Давайте его сюда.
– Сию секунду.
– Не позволяйте ему говорить. Баек нам сегодня не надо. Туже затяните намордник.
– Сделано.
– Глядите же, все глядите, что бывает, когда посвящают жизнь наивным надеждам и глупым мечтаниям. Глядите, как время висит на нем изорванной тряпкой. Грязь времени запеклась на его коже коркой. А если его резануть – смотрите, все смотрите на его кровь. Нет ничего такого же хлипкого, как кровь, такого же хилого. То она вверх, то она вниз. Ее страсти непредсказуемы. Она охмуряет ум видениями. Она привязывает сердце к своим диким фантазиям. Кровь – это немощь.
– Но рана…
– Она не смертельная. Свяжите его, ты и ты, и отведите в Фантазиум. Мне весело будет думать, как он лежит там, слабый и почти забытый. Если я стану о нем думать.
– Сию секунду.
– Пусть это вам послужит уроком.
– Послужит.
– Погодите. Напомните мне. Как его называют наши недруги?
– Они называют его Зодчим.
– Да, именно так. Зодчим. Пускай же возводит в Фантазиуме все замки, какие сумеет. Туже его, туже.
3
Вифинские рыцари
Через несколько домов от их дома узенькая дорожка меж двух живых изгородей упиралась в деревянный забор с лесенкой для перехода, а дальше начиналась плоская пустошь, и Кэй с Элл, не поспевая за размашистым шагом двух духов, двинулись по мерзлой стерне. До этого, пока медленно шли двором, а потом, в конце дорожки, через колючий грубый кустарник, Кэй то засыпала на ходу, то пробуждалась, но теперь острый морозный воздух пустоши ударил по ней, взбодрил, обострил внимание, и она обернулась, чтобы дать сестре руку. Элл все еще слегка спотыкалась, ковыляла на нетвердых ногах после неловкого прыжка с низкой крыши сбоку от заднего окна. Кэй дергала ее вперед. Перебираясь через забор по скользким ступенькам, она думала, что совсем потеряла духов из виду; но потом впереди что-то полыхнуло – низкое оранжевое пламя, так оно выглядело, – и она услышала нетерпеливый голос Флипа:
– Поторапливайтесь! Нет времени! Скоро рассвет!
Только когда они подошли ближе и темное небо, казалось, поглотило их полностью, она поняла, что они вступили в тень чего-то огромного.
– Быстренько! Забирайтесь в корзину, – сказал Вилли, протягивая руку.
Новая внезапная вспышка оранжевого огня осветила все происходящее. Кэй ощутила прилив волнения и ужаса: духи держали у мерзлой земли на привязи гигантский тепловой аэростат, и его колоссальная оболочка возвышалась над ними в промозглом зимнем предутреннем воздухе. Кэй не могла отвести глаз от пламени горелки, рвущегося в нутро воздушного шара, от его необъятной округлой громады наверху. Элл встала как вкопанная и тянула ее за руку обратно.
Флип, наоборот, был весь движение: он суетился вокруг аэростата, вытаскивал из земли колья, к которым была привязана корзина. «Нет же времени, нет же времени», – слышалось его лихорадочное бормотание, перемежающееся с сосредоточенными усилиями, когда он тащил вверх длинные металлические колья или давил на ручку какого-то сложного на вид приспособления, которое снял с крюка на борту корзины.
– У нас действительно мало времени, – настойчиво проговорил Вилли – теперь уже из запредельной темноты, воцарившейся, когда погасла горелка. Элл по-прежнему рвалась назад. – Нам надо набрать высоту до рассвета, а то нас заметят. Ну же, лезьте, – сказал Вилли, подавая девочкам уже обе руки поверх края корзины, – я вам помогу. Тут очень много места.
Заключив Элл в теплые объятия, зарыв ее лицо в мягкую, с начесом ткань своей одежды, Кэй пообещала сестре, что позаботится о ней. Потом подняла ее, передала Вилли, легко забралась в корзину сама, уселась на твердом полу и закрыла глаза, защищаясь от быстро прибывающего света, в котором – поверни она голову – она различила бы конец их дорожки, бледные предрассветные очертания домов, фонари – один, другой, третий, – идущие цепочкой туда, где все еще спит в теплой постели мама. Рождественское утро – поверни она голову. Кэй стиснула зубы. Она слышала всхлипывания Элл, а потом ощутила ее тяжесть: сестра уткнулась ей в правую подмышку. Флип, должно быть, опять зажег горелку: она почувствовала лицом жар и свет от мощного пламени, услышала поток газа. И слышно было, как он крутит лебедки, подтягивает бесчисленные тросы и канаты, крепит их множеством специальных планок. Потом – внезапный толчок, и поблизости раздался возглас Флипа: «Почти!» С треском, с великим кряхтением двое духов водрузились на свои места в корзине. После этого – тишина.