Двенадцать ночей
Шрифт:
Несколько мгновений Кэй не ощущала ничего, кроме напряжения, охватившего весь аэростат: огромному шару наверху не терпелось взмыть, оторваться от холодной земли, горелка нагнетала в его оболочку жаркий, заряженный энергией воздух, толстые, древнего вида деревянные доски, составлявшие дно корзины, трещали и, приснащенные к земле последними натянутыми тросами, казалось, еле выдерживали подъемную тягу строп. Всего несколько мгновений.
Кэй только тогда заметила, что затаила дыхание, когда задержанный воздух с силой вырвался из груди – когда аэростат, отшвартованный наконец, резко пошел вверх. Элл, прижавшись к ней сбоку, плакала в голос и вся дрожала. Или, может быть, это трепыхалась сама корзина: ее сотрясло, потом подбросило кверху, стропы дали слабину, потом она выровнялась, и стремительный взлет в небо сопровождался тошнотворным креном и качкой всего аэростата. У Кэй то и дело перехватывало дух. Она опять крепко зажмурила глаза, уперлась ногой
– Вот, натяните до подбородков, – сказал Вилли, кутая их, съежившихся на досках под нависающим верхним ободом корзины, в тяжелое одеяло. Воздух, который даже в этом укрытом месте порывами налетал на их лица, был страшно холодный – такой же ледяной, как вопросы, лежавшие без движения у Кэй во рту. Она быстро завернула себя и Элл в одеяло до самых глаз, обняла сестру одной рукой. Вопросы пусть подождут.
Ее успокаивал вид двоих духов, которые стояли в корзине немного поодаль и разговаривали о чем-то уютном, – голоса доносились, но слов не разобрать. Ни тот, ни другой не улыбался, но от их щек веяло самообладанием, в глазах светилась приподнятость и живое внимание, и это превращало невнятные звуки их беседы в танец гостеприимных возможностей. Элл притихла, а потом и уснула в полукольце ее руки, а Кэй все глядела и глядела на Вилли и Флипа: у первого – живые, проворные руки и ноги, и весь он пружинистый, гибкий как лук, а второй посолидней, помассивней, но тоже подвижный; если Вилли – парящая пиния, то Флип – каштановый комель. Корзина между тем поднималась, вначале быстро, но затем, когда подача газа уменьшилась, гораздо медленнее, потоки воздуха качали ее, подхватывали, несли на восток. Когда с креном и качкой взлета было наконец совсем покончено, Кэй приподнялась, села на корточки, аккуратно подоткнула вокруг Элл одеяло и встала на ноги.
Дневной свет быстро прибывал – или, может быть, светлей становилось просто от подъема в небо. Так или иначе, вся корзина вокруг нее внезапно окунулась в рассвет. Везде, куда ни посмотри – всевозможные инструменты и оборудование: гаечные ключи, рукоятки, молотки, колотушки, огнива, толстые металлические прутья, длинные колья, обручи, бухты каната и веревки примерно двадцати разных диаметров, запасные крючья и карабины, металлические крепежные планки, бледно отсвечивающие при вспышках горелки, застежки, шпингалеты, кольца, связка ключей, ведра с песком и, конечно, мешки с балластом разных размеров. Кэй видны были натянутые канаты, перекинутые через борта корзины; на них висел балласт, который Флип за короткое время после взлета уже успел перебросить. Представив себе мешки, раскачивающиеся под корзиной, а потом падающие на землю, Кэй подумала про высоту, которую они набрали, и ей вдруг стало нехорошо. Дом остался внизу, далеко позади. Рождество. Она вновь повернулась к центру корзины, уперлась взглядом в пол, а затем постаралась сосредоточиться на мелочах: на сандалиях Флипа с узорным переплетением кожаных ремешков, на небольшом деревянном кабестане – вертикальном вороте – с железными ручками-стержнями, на компактной приборной панели перед Вилли, свисающей с главного кольца в самой середине. Кэй видны были диски, похожие на циферблаты, – они, догадалась она, сообщали сведения о высоте, скорости и направлении полета, о том, где они находятся. Там было несколько рычагов, а еще длинная серая трубка с важной насадкой, над которой постоянно хлопотал, регулируя ее, Флип и которая, предположила Кэй, обеспечивала подачу газа для основной горелки, зажигаемой от запального огня.
Так и есть, подумала она, увидев оранжевую вспышку. Кэй отскочила бы, будь там куда отскакивать. Флип встретился с ней взглядами и улыбнулся.
– Хочешь увидеть океан? – бодро спросил Вилли.
Сделав пару неуверенных, чуточку шатких шагов, она приблизилась к двум духам, стоявшим у деревянного края, и присела из осторожности – так, чтобы над корзиной возвышались только плечи и голова. Убедившись, что стоит устойчиво, она выглянула наружу.
Впереди – какое это направление? – немного к северу от востока, так говорил ей папа, – она увидела солнце, увенчивающее горизонт. Суша там или море, трудно было понять из-за разлившегося сплошного сияния; но ближе, почти под ними, точно было море, бледное и серо-зеленое с чистой белой опушкой прибоя, накатывающегося на узкий песчаный берег Норфолка. Справа, слева и сзади – темные травянистые пустоши, посеребренные морозом и утренним туманом. Среди полей виднелись маленькие домики, порой могла показаться вереница оранжевых фонарей, которые догорали и дружно гасли. С левой стороны Кэй видела бледнеющие с рассветом огни небольшого городка, тут и там из труб шли угольные дымки – так ей по крайней мере казалось.
– Куда мы летим? – спросила она через некоторое время. – В другой мир?
Вилли стоял подле нее, наклонившись над бортом, расставив локти и положив подбородок на длинные сплетенные пальцы. Смотрел не на нее, а в необъятную ровную даль, на северо-восток, где солнце отрывалось от горизонта, обретавшего четкость. Его молчание длилось долго, но Кэй знала, что он ее слышал, и держала рот на замке. К тому времени, как он ответил, ей под левую руку уже робко тыкалась голова Элл. Девочки внимательно слушали, а между тем земля и море под ними развертывались во все стороны, делались отчетливо зримы. Доносился шум волн.
– Насколько я знаю, – заговорил Вилли, и намек на улыбку тронул уголки его рта, – мир только один, вот этот самый. Нет, – продолжил он медленно, словно говоря с самим собой, – дело не столько в том, куда, сколько в том, как мы туда направляемся.
Бросив взгляд на Кэй, у которой, вероятно, был озадаченный вид, он принялся задумчиво и звучно постукивать пальцами по верхнему ободу корзины. Кэй наблюдала за ним. Он смотрел словно бы вдаль, но так, будто видел нечто – нечто висящее в пустом пространстве вокруг аэростата. Его взгляд устремлялся туда и сюда, порой останавливался на секунду, но в целом движение его глаз непредсказуемостью своей напоминало прихотливый полет бабочки в летнем саду. Его взгляд по-птичьи то парил, то пикировал. Он, казалось, притрагивался глазами к тому, на что смотрел, – до того бережно и осознанно зрачок поворачивался, останавливался, фокусировался и сохранял свое положение.
Море под ними было изменчивым узором морщин и штриховки, было голосом гулкого безмолвия из глубины гигантского колодца. Элл молчала, но высвободила руку из-под одеяла, которым все еще были окутаны ее плечи, и, прижавшись к сестре, обхватила ее за талию. Кэй ощущала ее прикосновение, по-прежнему настойчивое, выдающее тревогу, страх, и пришла мысль о доме, от которого их относит все дальше, о ярких фонарях, чье сияние тонет в тускловатом свете холодного декабрьского дня, о маме, только начинающей ворочаться в постели и удивляющейся, почему таким поздним утром в доме так тихо. Рождественским утром. Наспех нацарапанная записка – вот и все, что они ей оставили.
– В былые дни, – заговорил Вилли на полувыдохе, словно продолжая с того места, на котором умолк, – мы путешествовали морем. Из Вифинии можно было плыть почти что куда угодно, хотя, конечно, это занимало время, больше времени, чем сейчас, и, естественно, это требовало от нас гораздо большей организованности. Теперь мы несемся сломя голову. Совершаем больше ошибок. Но, правда, и дел у нас больше.
От другого бока корзины донеслось фырканье Флипа – он все еще злится, поняла Кэй, из-за той последней страницы приказа. Обернувшись, она посмотрела на него сквозь снасти – он завис над панелью со шкалами и датчиками. Он нянчил их, был, судя по лицу, полностью на них сосредоточен, время от времени легонько поглаживал их кончиками пальцев. Глядя на него сбоку, она приметила по-детски длинные ресницы, румянец на скулах, гладкую кожу, сердитое, но вместе с тем какое-то веселое выражение лица. Его мятая, складчатая фигура и сложная мешанина шкал и рукояток вокруг него казались чем-то единым, как будто приборы и механизмы в такой же мере управляли им как инструментом, как он ими. Кэй порадовала мысль, что шар сам несет его домой, а он всего-навсего позволяет это и облегчает.
– Так куда же мы? В Вифинию? Где это?
– Нет, не в Вифинию, – ответил Вилли, едва заметно качая головой. – Место, куда мы направляемся, оно в горах, и у него нет названия. – Его лицо чуть просветлело. – Но мы движемся туда правильным способом. На плечах у ветра.
– На плеча-ах у ве-етра, – нараспев повторил Флип, стоявший в паре шагов. Он не поднял глаз.
– Но почему не в Вифинию?
Кэй не могла это так оставить, не могла после событий вчерашнего вечера. После доктора Андреа Лессинг. Она посмотрела на Вилли в упор, выдерживая его взгляд. Он не посмел отвести глаза.
– Потому что нет больше Невесты, – ответил он просто, а потом выпрямился, хоть и не до конца, и поспешил на помощь Флипу, хотя тому не нужна была помощь. Кэй стало ясно, что большего она не дождется. Большего не говорил никто – только эти два слова: Невеста, Вифиния, Вифиния, Невеста. В голове у нее, незваное, но неизбежное, звякнуло воспоминание о разговоре в кухне – о разговоре на повышенных тонах всего неделю назад. Сколько про это ни думай, ни к чему не придешь. Ежась от холода, Кэй стиснула зубы и сползла к Элл под одеяло – а та сразу же крепко-крепко ее обхватила. Глаза сами собой закрылись, корзина мягко покачивалась, Кэй слегка подташнивало от этой качки и начало уносить в дремоту. Точно сквозь дымку до нее откуда-то стали доходить слова Вилли – он продолжил свой ответ; сонная, разомлевшая в тепле, она улавливала, как могла, эти слова, которые текли медлительной струйкой.