Двенадцать ворот Бухары
Шрифт:
— Погоди, остановись! — мягко сказал вдруг Сайд Пахлаван. Аббас остановился, не оглядываясь назад, еле сдерживая волнение:
вот сейчас, сейчас выстрел прервет его жизнь! Но выстрела не последовало. Вместо него снова раздался ласковый голос Сайда Пахлавана:
— Мне приказано застрелить тебя, как ты и сам, верно, догадываешься… Но вместо этого я тебя освобождаю… Да, да! Иди прямо-прямо и беги как можно скорее! Не оглядывайся, будь осторожен, пусть и на затылке у тебя глаза откроются… Когда выйдешь на большую дорогу, постарайся поймать
Аббас не верил своим ушам. Он повернулся и оказался лицом к лицу с Саидом Пахлаваном. Старик смотрел на него с отцовской нежностью. Юноша зарыдал, обнял своего спасителя. Сайд тоже был растроган до слез.
— Ну хорошо, — сказал он, — поторопись, время дорого! Вот тебе немного денег, понадобятся… Беги без оглядки!..
Аббаса не пришлось уговаривать, он помчался в направлении, указанном стариком, и сразу исчез за густой пеленой темноты.
Сайд Пахлаван вздохнул с облегчением и хотел уже повернуть на дорогу, ведущую в город, как ему преградил путь Наим Перец.
— Изменник! — зарычал он. — Как ты посмел отпустить Аббаса?
Стой! — крикнул он в темноту, намереваясь выстрелить вслед. Но Сайд Пахлаван выбил ружье у него из рук, ударил своим.
Наим в бешенстве бросился на Сайда и так сильно стукнул его своей бычьей головой в грудь, что тот упал.
— Изменник! — неистовствовал Наим.
Напасть на лежачего, избить до полусмерти, потом связать казалось ему пустяковым делом. Но Сайд Пахлаван изловчился и неожиданно нанес Наиму такой удар в коленку, что он тоже свалился. Тогда Сайд вскочил, уселся на него верхом и стал бить по голове и лицу, все сильнее сжимая коленями его грудь. Наим закричал.
На крик прибежали его люди во главе с самим Окиловым. Они избили Сайда и, связав, доставили в Дилькушо.
Там в мехманхане пребывал в ожидании Асад Махсум. Как льва в силке, бросили они к его ногам избитого, израненного Сайда Пахлавана. Голова и лицо — в крови, в крови и разорванная грязная одежда.
— О, знаменитый богатырь! — насмешливо приветствовал его Асад. — Что с вами? Почему вы лежите на полу? Где ваши защитники, Хайдаркул, чекисты? Отвечайте!
— Ай-яй-яй, что вы так непочтительно с ним разговариваете? Остерегитесь, он глаза и уши ЧК, — веселился Окилов, — думайте, что при нем говорить, он все донесет…
— Хорошо! Если он во всем признается, поняв, что мы не такие уж глупцы и все о нем знали, если назовет своих соратников и скажет, какую цель они преследуют, мы оставим его на работе и, во всяком случае, отпустим…
— Но если не сознается, тогда уж все сорок четыре вида пыток при эмире ничто в сравнении с нашими! — пригрозил Окилов, положив руку на рукоятку револьвера.
— Вопросы у нас простые, — сказал Асад. — Кто вас послал сюда? Кто о нас сведения доставляет? Каковы цели наших врагов? Что они задумали? Все!
Казалось, что слова эти не дошли до Сайда, он словно ничего не видел и не слышал, только тяжело дышал и иногда скрипел зубами. Голова раскалывалась от боли.
Он задыхался от запаха крови, собственной крови… Воздуха, хоть капли свежего воздуха жаждал он.
Увидев, в каком он сейчас состоянии, Асад многозначительно посмотрел на Окилова. Тот понял этот взгляд и сказал:
— Не сомневаюсь, что Сайд Пахлаван сообразит, чего мы от него хотим. Он не младенец и знает, что от нас не отвертеться. Сейчас его наши джигиты немного помучили, и он не мог поразмыслить как следует… Если позволите, оставим его в покое… Пусть он хорошо продумает свое положение и, если хочет остаться в живых, пусть признается во всем… И мы его простим…
Правильно, — согласился Махсум, — пусть докажет чистосердечным признанием свою верность… Можно извлечь из него пользу, и немалую… Уведите его и оставьте — пусть думает! Сайда Пахлавана волоком потащили в подвал.
Воздаете ли вы должное моему чутью? — спросил Окилов Асада, когда они остались одни. — Не зря моего отца называли — умный, мудрый…
— Я восхищен вами!
Но на сердце у меня черно. Так ошибиться! Это проклятый Наим виноват, поручился за него!.. А теперь сам наказан. Как он там?
— Обезумел! Все лицо распухло, лежит, ничего не соображает, кулачищи Пахлавана нанесли жестокие удары.
— Надо отправить в больницу.
— Отправили… Но раньше надо решить важный вопрос.
— Что еще? — встревожился Асад. Сейчас у него был вид человека, загнанного в угол грозящей опасностью.
— Этой же ночью нужно решить, что нам делать с Хайдаркулом. Как только он узнает об аресте Сайда, он начнет действовать… Новая беда свалится нам на голову.
Асад призадумался.
— И тут ты прав! Но сделать это очень трудно. Хайдаркул человек заметный. За время пребывания у нас он завоевал авторитет у наших джигитов. Да и в центре спохватятся. Если мы арестуем Хайдаркула, придется действовать в открытую, а это значит вступить в борьбу с ЧК, с партией.
— Но и на свободе оставить его нельзя. В таком случае мы должны сдаться.
— Подумаем, подумаем… Позовите Исмаг джана, — хмурясь, приказал Асад.
В тот же вечер, после долго длившегося собрания членов женского клуба Фируза зашла в свой кабинет, чтобы собрать вещи и отправиться домой. Но тут, постучавшись в дверь, вошел Насим-джан.
— К вам теперь проникнуть трудно, — сказал он, улыбаясь, — сколько я ни убеждал милиционера, не впускал… К счастью, появилась Отунчахон, она поручилась за меня, и он разрешил… А я уж было уйти собрался…
— Да, государственное учреждение не шутка, — рассмеялась Фируза, — сам Центральный Исполнительный Комитет Бухарской Народной Советской Республики о нашем клубе печется. Это Абдухамид Муиддинов приказал поставить здесь караул. А сегодня нам подарили чудесный сад.
— О, поздравляю! Что за сад, чей он?