Двенадцать ворот Бухары
Шрифт:
— Сад Каракулибая, что за воротами Имама. Прекрасный сад, много фруктов, воды сколько хочешь…
Летом наши девушки там отдыхать будут…
— Прекрасно, прекрасно! — все так же улыбаясь, сказал Насим-джан, но Фируза заметила, что он чем-то взволнован, порывается заговорить о другом.
— Ну, скажите, с каким вы ко мне делом? Чем могу служить? — спросила она.
— Нет, зачем же служить? Просто мне совет ваш нужен… Тут такое дело… Оим Шо совсем обезумела, покоя мне не дает, не знаю, как и быть…
Окил» по-таджикски значит «умный, мудрый».
— Ну и хорошо! Теперь женщины равноправны с мужчинами! — задорно сказала Фируза.
— Дело не в этом, я на ее права не посягаю, пусть делает что хочет, но и мои права пусть не нарушает, не лишает меня свободы!..
— Как это? Что же она делает?
— Дико ревнует! Ко всем! К моей работе… Не пускает на улицу выйти… Ужас что такое!
— Да, недаром говорят, что теперь все наоборот, — продолжала в шутливом тоне Фируза. — Раньше мужчины ревновали своих жен, а теперь жены — мужей. Но нет дыма без огня, есть, видно, у нее повод так сильно ревновать. Не станет же она зря…
— Совершенно зря! — твердо сказал Насим-джан. — Это омрачает нашу жизнь. Вот сейчас, например, мне позвонили из ЧК — неотложное дело. Я собираюсь уходить, и пожалуйста — она заявляет, что тоже пойдет, и упрямо стоит на своем. Насилу вырвался и пришел сюда… А, вот и сама пожаловала!
Оим Шо вошла, притворно улыбаясь, села на диван.
— Пришли жаловаться, — обратилась она к мужу. — Как не стыдно!
— У меня нет секретов от Фирузы-джан. Она и мне и вам как сестра.
— Но есть же поговорка, что над ссорой мужа с женой порог смеялся. Нельзя выносить из дома семейные дрязги!
— А что мне делать? Я должен идти по государственному делу, очень важному делу, а вы не пускаете, сомневаетесь.
— Идите, идите, — с виду спокойно сказала Оим Шо. — Разве я сказала, чтобы вы не шли?
— Конечно!
— Неправда! Я только сказала, что доведу вас до ЧК и вернусь домой.
— А кто сказал, что спросит у коменданта, там ли я?
— Ну и что с того?
Я не хочу быть посмешищем!
— Насим-джан совершенно прав, — вмешалась в разговор Фируза. — Это очень нехорошо, сестра…
— Я знаю, вы тоже на его стороне, — в голосе Оим Шо звенели слезы. — Тетушка Анбар тоже… Я одна…
— Вы это все придумали… Нельзя так! Ведь вы с Насим-джаном соединили свои жизни по любви, отдали друг другу сердца… Должны быть примером для других, чтобы люди радовались, видя, как вы счастливы!
— Значит, правда, когда говорят: «Выйдешь замуж за любимого — из глаз слезы ручьем потекут», — вздохнув, сказала Оим Шо.
— Словами ее не убедишь, — с горечью сказал Насим-джан, — упряма… На каждое ваше слово у нее найдется ответ. Ну хорошо, пойду, давно пора. А вы, — обратился он к жене, — если уж очень сомневаетесь, позвоните по телефону коменданту, самому председателю… да кому хотите, справьтесь!..
— Асо сейчас тоже там, — сказала Фируза.
— Вот, значит, и свидетели есть, — сказал обрадованно Насим-джан и ушел.
Только за ним закрылась дверь, как Оим Шо разрыдалась. Фируза уж и не знала, как ее утешить Сидя рядом с ней, гладила ее по голове, успокаивала.
— Такая у меня уж злосчастная судьба, — сказала Оим Шо, немного успокоившись. — В юности я стала жертвой подлецов, а теперь, когда мне улыбнулось счастье, соединилась с любимым человеком, не нахожу покоя, гложет сердце ревность. Ревность убьет меня! Я так стараюсь побороть ее и не могу. Мне иногда кажется, что я начну его ревновать к стенам, дверям…
— Ужасно!
— Знаю, это ужасно, но что делать? Как только он уходит из дому, мне кажется, что приятели на работе уговорят его пойти с ними куда-нибудь развлечься. Он красивый, веселый, молодой… Господи, думаю я, как бы его не отняли у меня! Ревную к девушкам из вашего клуба… ведь каждая из них хотела бы им завладеть!
Тут Фируза громко, от души расхохоталась.
— Вот как, вы еще смеетесь надо мной, — обиделась Оим Шо.
— Да потому, что вы говорите смешные вещи. — Фируза старалась сдержать свой смех. — Что это за любовь, если у вас нет доверия к любимому! Своей подозрительностью вы его только расхолодите, она так ему надоест, что он действительно уйдет от вас. Не показывайте ему, как безумно вы его любите, не проявляйте своей ревности… Пусть он вас ревнует, пусть будет благодарен за один нежный взгляд, за улыбку. Он должен ухаживать за вами, а не вы за ним. Добиться этого зависит от вас!
— Пока еще Насим-джан ведет себя, как вы говорите. Он даже «ты» мне не скажет, пиалу не даст переставить, все сам делает. За это я его люблю, но и ревную все больше… Его легко увлечь, вот чего я боюсь!
— В этих делах лучше нас с вами разбирается Оймулло. Пойдемте к ней.
Все равно мужья наши на работе… Потворим с ней, вам легче станет. А потом Асо проводит вас домой.
Оим Шо согласилась, и обе молодые женщины, надев паранджи, вышли на улицу. Пройдя несколько шагов, они увидели, что им навстречу идет какой-то подросток. Фируза узнала Мирака. И он узнал ее, хотя она была в парандже. Подбежав к ней, он горько заплакал, силясь что-то сказать.
— Что с тобой, Мирак, почему ты плачешь?
— Отец, — с трудом выговорил подросток, его душили слезы.
— Что с отцом? — испуганно спросила Фируза. — Заболел?
— Нет! Но… Махсум… Махсум хочет его арестовать…
Фируза заметила, что на них с любопытством смотрят прохожие, милиционер, стоящий у клуба, и сочла более удобным поговорить с Мираком не на улице, а в клубе, куда Мирак и направлялся. Оим Шо тоже пошла с ними.
В своем кабинете Фируза прежде всего вытерла Мираку слезы, приободрила его и попросила рассказать все по порядку. Вот что она узнала. Мирак сегодня под вечер собрался навестить отца. Когда он пришел в Дилькушо, Орзукул, дежуривший у ворот, сообщил, что отец отправился в Каган, а Махсум послал вслед ему человека, которому поручено его арестовать… «Вернись поскорей в город и расскажи об этом дядюшке Хайдаркулу», — посоветовал Орзукул. Так Мирак и сделал, но, не застав Хайдаркула дома, побежал в клуб к Фирузе.
— И правильно поступил, — сказала она. — Сейчас найдем дядюшку Хайдаркула.
Она позвонила в ЧК, но там никто не ответил.
Уже два часа в кабинете Аминова шло очень важное секретное заседание. Помимо заведующих отделами и других ответственных работников ЧК, на заседании присутствовали Хайдаркул, Наси-джан и другие товарищи. Обсуждался вопрос, как обезоружить Асада Махсума и его приспешников, а отряды его джигитов присоединить к Красной Армии. Таково было решение, принятое еще днем Центральным Комитетом Коммунистической партии и Советом назиров Бухары. Провести это решение в жизнь было поручено ЧК.