Дверь № 3
Шрифт:
– Гм… – У меня появилось какое-то странное ощущение. – Гм… – Однако мой собеседник явно ожидал более пространной реакции. – Даже время? А не слишком ли вы размахнулись?
Он снисходительно улыбнулся.
– Да что вы… Вы же сами видите, какие тут перспективы! Просто невероятные!
– Ну да, конечно, – промямлил я, желая поскорее закончить лекцию. Однако профессор явно не собирался так скоро сдаваться.
– Способность «смотреть со стороны», в том числе и во временном аспекте, дала человеку возможность развить также и мораль! Что это такое, как не способность предвидеть нужды или откладывать на будущее их удовлетворение? – Он вздохнул, заморгал и возвел взгляд к потолку. – На самом деле это всегда доставляло мне массу неудобств…
– Что, мораль?
– Отложенное удовлетворение. – Он пристально посмотрел мне в глаза и улыбнулся. Заговорщически…
От профессора страшно несло одеколоном. Я поежился. О боже. Он все не унимался:
– Сама человеческая цивилизация как таковая обусловлена объективизирующими свойствами стереоскопичности. Когда люди осознали, что могут взглянуть на себя «со стороны», то вся их жизнь стала, по существу, историческим сюжетом. Разум стал как бы рассказчиком. Отсюда мифы, биографии – литература, наконец!
– «Так говорил Заратустра»! – расхохотался я, обрызгав слюной его свитер.
Удивительный лектор все больше возбуждался, его очки запотели, жестикуляция стала беспорядочной. Я почему-то был уверен, что сейчас он заговорит о Боге…
– И в самом деле, – воскликнул он, раскинув руки широко в стороны, – в этом «внешнем» сознании, если разобраться, содержится вся суть наших понятий о божественном! Что это, как не душа в самом классическом ее понимании? Нелокальность, нематериальность, существование вне тела и одновременно способность наблюдать, судить, делать выводы! Требуется лишь один маленький шажок, чтобы появилось понятие о «высшем духе», вездесущем и всезнающем, направляющем и контролирующем развитие всего мира, видимого и невидимого! Это и есть всеобщий первоисточник, универсальный историк, главный творец сюжетов – Господь Бог! – Профессор перевел дух, удовлетворенно затянулся сигаретой и, наклонившись ко мне, тихо спросил: – Вы когда-нибудь спали с мужчиной?
Сол потянул меня за рукав.
– Пошли, – шепнул он. – Ты же видишь, это псих.
– Ага, – согласился я, догоняя его, – но какие у него руки!
– Ты совсем, что ли, пьяный? – фыркнул он.
Я оглянулся. Профессор размахивал руками, повернувшись к какому-то бедняге, оказавшемуся рядом. Похоже, он начал лекцию сначала… Ладно, Богему в помощь. И всем нам. Я чувствовал себя просто великолепно. Солу пришлось прислонить меня к стенке лифта и поддерживать одной рукой, нажимая кнопку нашего этажа. Лифт загудел и тронулся. Я посмотрел на свое отражение в зеркле: мои плечи тряслись от смеха, лицо было искажено безудержным весельем. «Типология! Френология! А как же без теологии!» – повторял я, хихикая. Сол молча слушал и вздыхал. Вдруг я обратил внимание на табличку, которую он прицепил мне на грудь в начале вечера. В зеркале задом наперед читалось: «кочаб йонвымС». К шестому этажу мне наконец удалось это расшифровать.
– Ах ты, гад! – обернулся я к Солу, показывая на табличку и стараясь не смеяться.
Он вынул сигару изо рта и пожал плечами.
– Так, просто пришло в голову.
26
Я проснулся с таким похмельем, что больно было даже дышать. С трудом приподнявшись и разлепив глаза, я обнаружил, что все шторы открыты и комната полна слепящего света. Постель Сола была даже не разобрана. На телефоне у кровати назойливо мигала красная лампочка. Это меня раздражало. Я поднял трубку и вызвал портье. Трубку взяла вчерашняя нервная дама.
– О, мистер Доннелли! Доброе утро! – сладко пропела она. – Для вас оставлено сообщение от мистера Кифера. Вам прочитать?
– Да, пожалуйста, – с трудом прохрипел я.
– «Беги».
– Что? – не сразу понял я. – Как это беги?
– Это и есть сообщение. «Беги», больше ничего. Ничего не понятно.
– Когда он звонил?
– В два часа ночи.
Я потер лицо, медленно приходя в себя.
– А сейчас сколько?
– Одиннадцать ноль-пять.
– Спасибо.
Я повесил трубку. Слово каталось в моей больной голове как тяжелый шар с надписью «беги». Может, я еще пьяный? Что мог иметь в виду Джек? До чего же надоели эти проклятые интриги! В животе творилось черт знает что. Я сполз с кровати и на коленях пополз к туалету.
Уже стоя под душем, я вдруг вспомнил. Где Сол? Почему он ушел и не оставил даже записки? Или опять хлопнулся? Слава богу, хоть хватило ума оставить на тумбочке три таблетки тайленола… С благодарностью проглотив их и натягивая брюки, я заметил на полу в пятне солнечного света синюю гидеоновскую библию. Она стояла на ковре «домиком», будто ее случайно уронили. Ничего особенного, но я почему-то страшно перепугался. «Беги»? В смысле, «убирайся отсюда»? Боже мой…
Вот тут-то дверь затрещала, и они вломились. Крепкие парни, сияющие чистотой, остриженные по-военному, в черных костюмах и белых рубашках с галстуками. Действовали они очень слаженно. Один, здоровенный блондин, толкнул меня на кровать и многозначительно поднес палец к губам, хотя, впрочем, необходимости в этом не было. Другой задернул шторы и стал рыться в моем чемодане, не забыв распороть подкладку. Третий методично обследовал ящики комода, потом выдвинул их полностью, проверив, нет ли чего снизу, и высыпал все содержимое в пластиковый мешок. Еще один вырвал из стены телефонный провод, обмотал его вокруг кулака и аккуратно притворил дверь, поправив сбитые петли. На поясах у всех висели маленькие черные рации, но пистолетов почему-то не было.
Однако самым сильным потрясением для меня оказался старший из них – пузатый тип в мешковатом синем костюме, – мой старый знакомый. Он молча подошел к шкафу, поднял с ковра все еще валявшуюся там библию, зачем-то понюхал и перебросил через всю комнату своему коллеге, который ловко подхватил ее и положил в мешок к остальным вещам. Пузатый сел на стул и начал задумчиво щелкать суставами пальцев. Пока не было сказано ни слова. Он лишь пристально смотрел на меня, будто чего-то ждал. На его большой куполообразной голове коротким ежиком топорщились седые волосы. Старый вояка, подумал я. Остальные гости остались стоять, сидел он один.
Покончив со своими обязанностями, подчиненные молча повернулись к нему, ожидая дальнейших указаний. Подумав еще, он слегка кивнул, и тогда белобрысый снял с пояса рацию и сухо произнес: «Готово».
Мой ошарашенный разум наблюдал всю сцену, находясь вовсе не там, где принято считать, а где-то далеко сзади. Мне хотелось взять пульт и переключиться с этого жуткого боевика на другой канал. Скорей бы рекламный перерыв. Мышца на правой икре почему-то начала подергиваться.
Допрос начал блондин. Он произносил фразы с южным акцентом, очень вежливо, как бы между прочим. Роль «доброго» следователя в классическом варианте.
– Если вы не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов, мистер Доннелли.
– О вашей матери, – добавил другой, продолжая накручивать на руку телефонный провод. Тон его был резким и саркастическим, под пиджаком вздувались грозные мускулы, кулак он старался держать все время на виду… «Злой» следователь.
– Вы последним видели ее живой? – спросил «добрый».
Я кивнул. Моя мать? Она-то тут при чем? Лицо мое сморщилось от умственных усилий. Попробуйте сделать это с похмелья, и вы поймете, как я себя чувствовал.