Дверь № 3
Шрифт:
Дождавшись напитков, он начал с извинений.
– Ничего еще не опубликовано. В современной физике не так уж много замшелых консерваторов, но тем не менее все по-настоящему новое всегда принимается в штыки…
Отличная дикция и почти оксфордское произношение выдавали человека, зарабатывающего на хлеб своим языком.
– Вы только как-нибудь попроще, – предупредил я. – Все, что я знаю по физике, можно написать вот на этой салфетке.
– Не беспокойтесь, – усмехнулся он. – Я профессор, читаю лекции и привык все упрощать… Итак, «Стереомир». Как нетрудно догадаться, в основе
Удивительно он говорил. Я всегда завидовал людям, которые умеют говорить как пописанному, без видимого усилия укладывая слова в аккуратные законченные фразы и абзацы. Мне такое никогда не удавалось.
– Таким же образом, – продолжал профессор, – активный человеческий мозг организует работу двух полушарий, каждое из которых имеет собственную специализацию. Действуя в унисон, полушария создают некую новую невидимую сущность – подобно тому, как две звучащие музыкальные ноты, накладываясь, создают третью, для которой может и не быть отдельной струны. Таково и сознание – невидимый третий источник, новый чудесный обертон. Вот в двух словах суть моей гипотезы.
– Очень интересно, – пробормотал я. Мои собственные мозги шевелились уже с трудом.
– Спасибо. Итак, сознание, – он почти пропел это слово, обхватывая пальцами невидимый мяч, – имеет место лишь благодаря действию двух материальных частей нашего мозга, – руки разошлись в стороны, взвешивая две воображаемые половинки, – однако ни в коем случае не сводится к простой сумме двух величин и существует отдельно, не будучи физически связанным с ними… фактически не в большей степени, чем радиоволны связаны с приемником, по которому вы слушаете музыку. – Он заметил, что я не отрываясь слежу за его жестами, спрятал руки под стойку и вопросительно наклонил голову. – Ну как, понятно?
Полированное черное дерево стойки было великолепно. Некоторое время я рассматривал блестящую поверхность, ожидая, когда вновь появятся руки, потом, спохватившись, кивнул:
– Понятно.
Неожиданно он шлепнул ладонью как раз по тому месту, на котором был сосредоточен мой взгляд. Я вздрогнул.
– Вот почему больные с повреждениями мозга, а также некоторые первобытные племена иногда ощущают, что их сознание находится вовсе не там, где принято считать…
Я нахмурился.
– А где принято?
Профессор удивленно поднял брови.
– Как, где? В голове, конечно.
– Ах да… Понял.
– Я вас не утомил? – спросил он слегка раздраженно, закуривая сигарету.
– Нет, что вы, очень интересно.
Выпустив кольцо дыма, он продолжал:
– Хорошо известны случаи, когда пациенты, вышедшие из комы, помнят, что находились не на больничной койке, а где-нибудь в углу палаты, и наблюдали оттуда все происходящее. Более того, они могут точно процитировать разговоры и описать внешность и одежду всех посетителей.
– Я
– Мы привыкли рассматривать сознание как нечто материальное и поэтому стараемся непременно локализовать его. Однако на самом деле сознание вовсе не привязано ни к какому определенному месту, и то, что его «помещают» в мозге, не более чем условность, вызванная потребностью избежать психического дискомфорта.
– Вот даже как! – воскликнул я. Все вокруг было как в тумане.
– Именно эта нелокальность разума и позволяет нам размышлять о самих себе, воспринимать себя как бы со стороны. Подумайте сами: ведь сознание развивалось точно так же, как зрение, и вместе с ним. У низших животных глаза находятся по бокам головы и смотрят в разные стороны. Такие существа видят мир двумерным. Вот попробуйте, закройте рукой один глаз!
– Который?
– Какой хотите.
Я попробовал, попал пальцем в глаз и ойкнул от боли.
– Вот так они и видят! Однако в ходе эволюции глаза сместились и повернулись вперед, так что накладывающиеся друг на друга ноля зрения стали обеспечивать трехмерное восприятие. Теперь мы можем видеть в глубину, появилось новое, третье измерение. Эффект сознания практически аналогичен: оно также дает нашему восприятию мира новое измерение… Руку можете убрать.
Профессор подождал, пока я это сделаю, потом продолжил:
– Стереоскопичность, связанная с совместной активностью двух полушарий мозга, точно так же включается в результате акта восприятия окружающего мира и попытки его осмысления…
Я недоверчиво покачал головой.
– Теория интересная, а как обстоит дело с доказательствами?
Он презрительно махнул рукой с зажатой в ней сигаретой.
– Этим пускай занимаются экспериментаторы. Я теоретик.
Я задумчиво почесал в затылке. Смело, конечно, но… Профессор увлеченно жестикулировал.
– Вот возьмите хотя бы такой феномен, как метафоры в человеческом языке. В отличие, скажем, от каких-нибудь дельфинов или орангутангов мы просто не можем обойтись без метафор! А что это такое? Два понятия сравниваются и связываются в одно целое без всяких там «похоже» или «как»: «огненная колесница солнца», «пелена тумана» и так далее. Понимаете? Таким образом язык отражает свойства сознания, два информационных сигнала накладываются, порождая третий, создавая новый смысл!
– М-м… орангутанги… а у них как? – тупо спросил я. Профессор только отмахнулся и понесся дальше. Глаза его горели.
– А вот самое интересное! Сознание животного существует лишь в настоящем. Хочется есть? Давай сейчас! – Он ткнул пальцем в стойку. – Видим то, что видим сейчас. – Тычок в окно. – Все в настоящем времени! Все привязано к тому, что окружает нас в данный момент. Сознание увязает в примитивных реалиях. – Руки его плавно поднялись и резко опустились, словно прижимая воздух к земле. Я готов был аплодировать его артистическим способностям. – И только человеческий разум способен предвидеть и сожалеть, вспоминать и надеяться! Понимаете? Понятие времени существует лишь в рамках человеческого сознания! Само по себе время есть следствие стереоскопичности!