Дверь № 3
Шрифт:
– Да, так она меня называла. – Я стукнул кулаком по столу. – Черт побери, вот ведь история! Святая женщина, гордость Детройта, оказывается, трахалась направо и налево, залетела, выскочила замуж за кого попало и стала портить всем жизнь, потому что они, видите ли, не соответствовали се высоким «стандартам»! Печально, просто слов нет.
– Когда ты наконец вырастешь? – вздохнул Хоган.
– Что?
– Кончай хныкать, говорю! Ты такой же, как мать.
– Я не…
– Помнишь, как она вечно возилась с домом? Мыла, чистила, натирала полы и все такое? Чуть ли не падала в обморок, когда мы забывали
– Помню.
– Вот и с тобой то же самое. Жизнь грязна по природе своей. Ты не можешь этого признать, потому что слишком строг к самому себе. И к другим тоже, поэтому так стремишься их исправить… Во всяком случае, – добавил он, – так думает Энджи.
Я долго молчал, глядя в стол. Чайка давно улетела. Хоган продолжал с улыбкой:
– А все ваши бесконечные разговоры на кухне? Про Бога и все прочее? Вы как будто все время старались убедить сами себя, что все в порядке, что Бог вас любит… Мы с отцом животы надрывали от смеха, когда вас слушали.
Это было бы смешно, не будь оно так грустно.
– Ладно, хватит на меня наезжать, мне и так паршиво.
– Ну вот, опять…
Я изо всех сил тер лоб, словно пытался вытащить что-то из головы. И когда, интересно, брат успел так поумнеть? Или это я дурак и просто обманывал себя всю жизнь, считая себя выше его, чтобы оправдать материнское обожание? Получается, что я вырос в окружении людей, которых совсем не знал. Мать, отец, теперь еше и брат… Так, наверное, чувствовал себя белый американец, выросший среди индейцев, когда узнал, что он не ирокез.
– Хоган, ты за полчаса сделал то, на что мне с пациентом потребовалось бы. наверное, лет пять.
– С клиентом, – поправил он, почесывая свой пивной животик.
– Ну да, – кивнул я.
– Энджи говорит, пациенты бывают у врачей, а у Джонни клиенты.
– Да, конечно, – повторил и с улыбкой, позволяя ему насладиться своей маленькой победой. – Не знаю, что и сказать. Ты на многое открыл мне глаза, а я даже не поблагодарил тебя.
– Можешь дать мне денег, если тебе так легче, – подумав, сказал он, и мы долго смеялись, не в силах остановиться, вызывая добрые улыбки окружающих. Когда мы наконец успокоились, Хоган устало зевнул. – Ну что, возьмем еще нива?
36
На следующее утро мы с Хоганом и Сол должны были прямым рейсом лететь в Детройт. Я попросил портье разбудить меня телефонным звонком, чтобы успеть собраться, но проснулся гораздо раньше и отлично выспался. Хоган еще вовсю храпел, свернувшись на диванчике, Аймиш дремал в клетке. Сол мог быть где угодно… и когда угодно. Я выбрался из постели и не одеваясь подошел к окну. Серые волны одна за другой разбивались о пирс, полускрытый туманом. Меня мучило смутное ощущение, что я вспомнил что-то важное, но что? В голове кишели обрывки старых воспоминаний и каких-то совершенно не нужных подробностей: очередь на матч «Пистонз» 1968 года, все до одного школьные учителя, разговоры с давно забытыми знакомыми… Откуда все это взялось? Желтоватый потолок с паутиной трещин, который я рассматривал из своей детской кроватки. Комбинация цифр, открывавшая замок в спортивной раздевалке. Приятель, который «зачитал» у меня любимую книгу. Моя первая девушка… Вот она ловит раков ночью на берегу озера. Свет фонаря отражается в глазах двумя горящими угольками. Она задирает свитер, обнажая еще едва заметные груди. Я помнил ее имя и помнил, как ударил ее. К моему удивлению, в памяти сохранилось и то, что не имело никакой ценности. Даты, время с точностью до минут, места, где я побывал хоть однажды. Рост Ринго. Имя автора «Птичьей песни» из детского сборника. Кто еще умер в день убийства Кеннеди. Номера телефонов всех моих клиентов. Даже телефон родителей Нэнси.
Поддавшись внезапному порыву, я набрал его. Оказалось, что Нэнси уехала в другой штат. Узнав номер, я сумел ей дозвониться и, не дав опомниться, стал извиняться. Сказал, что вел себя как скотина, что высоко ценю и уважаю ее и если кто и виноват в нашем разрыве, то только я один.
– Я знаю, – ответила она с обычной грубоватой прямотой.
– Ты больше не сердишься?
– Нет, – рассмеялась Нэнси. – Даже забавно. Трудно найти менее подходящих друг другу людей, чем мы с тобой.
Потом она сказала, что должна сообщить мне важную новость. Уж я-то имею право знать. Теперь у нас есть дочь. Я чуть не лишился дара речи.
– Но… Нэнси, это невозможно. Ты же пила таблетки!
– Я уже давно их бросила.
– Почему?
– Ну, ты же помнишь! Мой врач очень беспокоился насчет побочных эффектов, и его новая ассистентка – помнишь, странная такая? – поставила мне ту шведскую штуковину…
– М-м… Я не…
– Ну как же, я тебе рассказывала! Чудная медсестра – она еще все время сосала ириски. Эдриен, кажется…
Святые угодники! Нэнси и в самом деле говорила мне о какой-то новой сестре. Выходит, перед тем, как подсунуть Лору, они пытались стерилизовать мою старую подружку!
– Только я почти сразу передумала, – продолжала Нэнси. – Взяла все и вытащила. Очень уж было неприятное ощущение. Она потом каждую неделю спрашивала, как дела, а я врала, что все в порядке. Надоела мне до смерти своими звонками.
– Но послушай… – Я напряг память. – К черту врача! Когда мы расстались, то уже полгода не были вместе.
– Были.
– Нэнси… – укоризненно вздохнул я. – Я бы такое помнил.
– Вот как? Это при твоей-то памяти? Помнишь конец июля, когда я зашла, чтобы забрать веши? Ты тогда нализался мартини и бормотал какую-то ерунду про свою мать и церковь. Совсем плохой был. Я тебя отвела в постель и сама легла.
– Э-э… Надеюсь, я тебя не заставлял?
Нэнси презрительно фыркнула.
– Да где тебе… Мне хотелось. А потом, – вздохнула она, – я собиралась уезжать и думала, что мы больше не увидимся.
– Извини. Совсем вылетело из головы.
– Все в порядке, Морж. Я и сама тогда выпила для храбрости. Если бы ты попросил, я бы, может, даже осталась. Хотя глупо, конечно.
Странно, что холоки до этого не докопались. Наверное, Нэнси просто никогда мне не снилась – не того она сорта женщина. А может быть, мое «бормотание о церкви» нарушило контакт? Или дело в том, что я напился и вырубился? Может, и так.
– Так или иначе, прими мои поздравления, папочка! – усмехнулась она.
Я вспомнил об итальянском фокусе с иглой, который показывал Сол. Он сказал, мальчик и девочка… Мальчика уже нет. Значит, у меня есть дочь. Я стал отцом. С минуту я молча смотрел в окно. По небу плыли облака – медленно, сонно, словно времени для них не существовало.
– Как ее зовут? – спросил я. Нэнси не знала. Закрытая информация. – Что? Ты не хочешь, чтобы я видел собственного ребенка?
– С ней все в порядке, Джон. Я даже не знаю, в какой штат ее отправили. Когда она вырастет, то сама решит, видеться ей с нами или нет.