Дверь обратно
Шрифт:
Мои новые соседи, поужинав, начали разбредаться по своим домикам. Судя по всему, приближалась ночь. Солнце закатилось за кромку деревьев и пропало, но небо так и осталось закатной расцветки, только потемнело на середине. Я села на свое крылечко, чтобы вдосталь полюбоваться небосводом и звездами. Подошел Анебос и устроился со мной рядом. На фоне местных обитателей он был даже ничего. Хотя, конечно, песья голова и русская рубаха с вышитыми рунами — это нечто.
— Ну как ты? — спросил он, когда молчание стало неприличным.
— Да так себе, — честно ответила я, — а ты знаешь, кто такие урисницы?
Анебос
— И где только Атей тебя откопал? Ну ладно… Урисницы — это вещие девы. Они обычно сразу после родов невидимыми приходят в дом и предвещают младенцу всю его жизнь, вплоть до самой смерти. Их приходит обычно шестеро — три добрых и три злых. Вот только вечно они спорят и воюют друг с другом. Так вот, первая добрая вкладывает в младенца знание грамоты и ум дает, вторая — за здоровье и внешность в ответе, ну а третья — всегда остается с человеком, помогает занять свое место в жизни, способствует в выборе и освоении ремесел. Ежели их увидит взрослый, значит, надо опасаться беды. Что же еще?.. — Он задумчиво почесал за ухом. — Они же забирают душу умирающего и проводят ее к предкам. Притом урисницы никогда не стареют. Всегда юны и прекрасны. И, как правило, живут на небе.
— Понятно. А наша добрая или злая?
— Ты про Риску, что ли? Так это непонятно. Это у них от настроения зависит. К одним они добрые, к другим — злые.
ЧАСТЬ IV
На рассвете народ зашебуршился. После быстрого завтрака они, кто по одному, кто парочками, стали покидать поляну. Я, держась поближе к Анебосу, пошла вместе со всеми. Дойдя до известного мне перекрестка, мы свернули налево и вскорости достигли места, где коридор значительно расширялся, образуя подобие холла. С потолка здесь свешивались корни нескольких деревьев. Большинство потворников подходило к слегка белесоватым, густо покрытым мхом хлыстам явно очень крупного растения и дергали за одну из свисающих плетей. Тут же их спеленывали и стремительно уносили ввысь другие корни. Подошла и моя очередь. Второй раз пользоваться этим своеобразным лифтом было уже не так страшно.
Достигнув верха, я огляделась. Ничего похожего на внутренность дерева и близко не было. Скорее это напоминало тесный каменный мешок, сквозь тонкие стенки которого проникал солнечный свет. Куда идти дальше, я не знала. Ощупывать стены, как вчера, не стала, а просто дождалась следующего поднятого ученика. Это оказалась девочка с туловищем птицы. Она улыбнулась мне, подошла к стенке, повернулась и пропала. Да что ж такое-то! Опять, что ли, без способностей не выйти? Я подошла к тому месту, где исчезла дева-птица, и успокоилась. Сбоку была щель, абсолютно незаметная со стороны. Завернув туда и пройдя буквально пять шагов, я оказалась снаружи и огляделась.
Я стояла на практически ровной круглой площадке, поросшей густой травой. Посередине был камень черного цвета, из которого я и вышла, и такие же камни, только меньшего размера, окружали площадку со всех сторон. Прямо Стоунхендж какой-то! Большинство камней напоминали по форме менгир, который я встретила в заплетенном лесу буканая. Единственное, что их отличало, так это подножие: если буканаевский родовой камень просто торчал из земли, то вокруг этих были небольшие пласты земляных отвалов, как будто они только недавно пробились наружу, как грибы. Каждый
Закончив с осмотром, я выбрала свободный камень и посмотрела на него. Камень и камень! Ну, может, поверхность чуть более отполирована, чем у простого валуна. Я опять огляделась вокруг: все смотрели перед собой. Бред какой-то, честное слово! Вот так обучение! Сидеть и пялиться на каменюку! И только я было собралась отвлечь от столь увлекательного занятия Анебоса в надежде, что он мне что-нибудь прояснит, как на плечо легла рука. Я повернулась и увидела веселое, сегодня скорее опять тридцатипятилетнее, лицо Атея.
— Ну как, интересно? — Ну вот как может у учителя, у гуру так сказать, быть настолько неприлично-ехидное выражение лица?
— А то! Рассматривать кусок каменного чего-то в условиях дикой природы — это ж просто фантастика!
— Вот потому-то я и здесь, — перестав улыбаться, начал он. — Пока твои пути забиты, мы попробуем помочь им и искусственно расширить сознание. На, выпей, — в протянутой руке он держал небольшой кожаный бурдючок.
— Что это? — подозрительно понюхав содержимое, спросила я. — Гадостный запах-то какой!
— Это взвар из разных трав и грибов.
— Галлюциногенных, что ли? Я такое не употребляю.
— Выпей, это не вредно. Пока сама не научишься входить в гармонию с природой, другого выхода нет.
«Вот так вот наркодилеры и завлекают в свои сети неокрепшие души», — подумала я и сделала глоток отвратительного пойла. Остатки протянула обратно Атею.
— Оставь себе. Это ведь не последний урок на сегодня. — Он повернулся и удалился в сторону центрального валуна.
Я в тридесятый раз за сегодня оглянулась вокруг себя. Вроде все по-старому. Посмотрела на свой камень и… Мама дороХая! Он мне подмигнул! Я помотала головой, опять глянула. Камень пристально смотрел на меня.
— Ну наконец-то, — вдруг сказал он глухим голосом, — а то я зову тебя, зову… теперь-то слышишь меня?
— Ага, и вижу тоже!
Камень, когда разговаривал, не шевелил «мышцами лица», как мой саквояж. Просто прямо перед его поверхностью возникал смутный образ призрачного, прозрачного, слегка колеблющегося, как воздух в жаркий день, лица, на котором угадывались вполне человеческие черты.
— Меня называй Знай-камень, а к тебе как лучше обращаться?
— Стеша.
— Ну что ж, Стеша, давай начинать урок.
— Давайте, — сказала я и обвела площадку рукой. — А разве он у всех разный? Почему у одного камня сидеть нельзя?
— Конечно, разный. Ты вот сегодня первый день пришла, а кто-то уже не один год премудрость перенимает. Да и каждому про разное знать надобно. Так вот, урок наш называется Кощунословие.[33] Здесь я тебе буду баять про дела давно прошедших лет, про устои рода, племени, Веры. Что именно про происхождение всего сущего ты знаешь?