Дверь с той стороны
Шрифт:
– Ну, видишь? – сказал штурман, боясь, что она оборвет его за то, что он обратился к ней на «ты». Но Инна, кажется, и не заметила этого. Она оттолкнула его и шагнула в тамбур, подбежала к внешнему люку и положила руку на замыкатель запирающего механизма.
– Слушай! – сказала она дрожащим от напряжения голосом. – Сейчас ты увидишь и убедишься, и уверуешь! Зови всех сюда!
Он стоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, и она повелительно повторила:
– Иди и зови!
– Сперва выйди, я должен закрыть тамбур.
Он действительно должен был сделать это: механизмы выхода были настроены на комплексы признаков только членов экипажа, силой открыть выход было невозможно, это была могучая система, легче было бы разломать корабль, – и без сопровождения члена экипажа никто не имел права находиться здесь. Даже Инна.
– Я побуду здесь. Не бойся.
Он нерешительно шагнул по коридору. Остановился.
– Я все же закрою.
– Не нужно.
– Так полагается.
– Нет!
Луговой сделал шаг к ней. Палец Инны все еще лежал на замыкателе, но раз он, Луговой, был здесь, механизм сработал бы и от ее нажима. Одно слабое движение…
Инна его сделала. Внутренняя пластина тронулась и поползла, возвращаясь на место.
– Что ты наделала? – крикнул он. – Зачем?
– Я открою! Глаза ее блестели, в них было что-то сумасшедшее. – Ничего не произойдет ни со мной, ни с вами! Бог хочет, чтобы я вышла! Он творит чудеса! И я…
Луговой стоял на пороге. Пластина коснулась его, и он машинально шагнул вперед – к Инне. Сейчас внутренняя пластина дойдет до места, сработают реле – и в следующий миг начнет растворяться внешний люк, открывая доступ холоду мирового пространства. Воздух улетучится мгновенно… Ноги ощутили, как чуть дрогнула палуба: это включились насосы, чтобы откачать часть воздуха. Предотвратить гибель, понял штурман, можно было лишь одним способом.
Он сунул руку в карман и вырвал флазер. Инна стояла, прикрывая ладонью замыкатель. В глазах ее мелькнул испуг. Но она тут же выпрямилась.
Штурман выстрелил. Он не снимал пальца со спусковой кнопки, пока не кончился заряд.
Инна лежала на полу. Потом медленно, словно в нерешительности, подняла голову, оперлась руками и встала на колени.
Импульсы исковеркали автоматику внешнего люка, находившуюся за тонкой переборкой, превратили ее в кучку рваных, сварившихся между собой обломков. Внешняя пластина осталась закрытой. Внутренняя замерла, так и не успев дойти до конца. Луговой нажал плечом, и она медленно поползла назад, скрываясь в переборке. Раздался щелчок, и пластина замерла, оставив тамбур открытым.
Штурман рукавом стер пот. Потом подошел к Инне и помог ей подняться.
– Глупая! – сказал он. – Какая же ты глупая!
Инна заплакала, пряча голову на его груди. Обняв ее за плечи, Луговой вывел ее из тамбура и нажал кнопку. Пластина не двигалась. Автомат был испорчен. Но черт с ним в конце концов…
– Пойдем, – сказал он. – Тебе нужно успокоиться.
Она в ужасе взглянула на него.
– Я не могу – в таком виде…
Он раздумывал недолго.
– У меня ты приведешь себя в порядок.
Инспектор продолжал размышлять.
То, что администратор был в носовом отсеке, само по себе еще не доказывало, что он – преступник. Мало было выяснить, кто мог совершить преступление; надо было установить, кто и как его совершил в действительности. Если исходить из мотивов, которые казались Петрову наиболее убедительными, проломить обшивку мог и капитан Устюг. И если бы это сделал он, на душе у Петрова стало бы намного легче.
Способ совершения преступления мог сказать многое, помог бы он и выяснить личность преступника.
Как же было совершено преступление?
Как выглядели пробоины в момент совершения преступления, теперь предположить трудно. Но Петров помнил, что при ремонте часть старой обшивки была вырезана: видимо, неровные края пробоин мешали наварить листы. В отсеке этих кусков металла не было. Но, может быть, они еще не попали в утилизатор?
Он нашел их внизу. К счастью, они оказались слишком велики для утилизации, и их еще не успели разрезать на части.
Глядя на эти куски металла, Петров старался представить, как были разворочены, пробиты, изуродованы плиты обшивки. Казалось, здесь произошла целая серия небольших взрывов. Хотя… пожалуй, нет. Даже при помощи флазера нельзя было бы сделать пробоины, не оплавив их края. А здесь рваная кромка вовсе не была оплавлена. Не взрывы, значит, и не импульсы. Но что-то, равное им по мощности.
Такое мог совершить, пожалуй, человек, вооруженный тяжелым металлическим орудием. Бить с размаху, ударяя много раз. Сильный человек с ломом или кувалдой? Но капитан не производил впечатления особо сильного человека. Администратор? После перенесенных травм?
Инспектор попытался представить, как это происходило. Плиты были металлическими. Орудие разрушения, безусловно, тоже. Куполообразный отсек должен был служить неплохим резонатором. Звуки разнеслись бы по всему кораблю.
Однако инспектор ничего не слышал, да и никто другой не упоминал ни о чем подобном. Конечно, все они были тогда нездоровы… Но ведь воспринимать они воспринимали все, не могли только правильно оценивать события. Нет, такой грохот не ускользнул бы от их внимания. Инспектор представил, какой смех поднялся бы, услышь они тогда что-то подобное, и его передернуло.
Одним словом, преступление было совершено бесшумно или, во всяком случае, настолько тихо, что не привлекло ничьего внимания. Значит, по плитам не били, их не дробили, не плющили и не раскалывали сильными, рассчитанными ударами. Что же могло здесь произойти?
Петров оглядел обломки. Местами они были как бы обработаны наждаком, но инспектор знал, что такими листы стали там, у звезды, от которой едва удалось спастись. В этих местах человек легко мог проковырять обшивку. Но инспектор ясно видел, что и там, где толщина металла оставалась нормальной и достигала десяти миллиметров и даже пятнадцати, листы обшивки были разорваны, словно тонкий картон. При этом следовало учитывать, что вся эта работа была проделана быстро: автомат тревоги включился, как только началась утечка воздуха, но когда инженер прибежал сюда, здесь уже никого не было.
В раздумье инспектор потер рукой подбородок.
Может быть, в аварии все же были виноваты какие-то стихийные силы? Но если поразмыслить – какие стихийные явления могли возникнуть на корабле, задуманном и сделанном людьми?
Вот, подумал Петров, богатейший материал для Перлинской: в происшествии можно усмотреть не только проявление высшей воли, но и высшей силы. Грубой физической силы, принадлежащей высшему существу. Сверхчеловеческой силы!
Инспектор засмеялся, но тут же умолк.