Дверь в глазу
Шрифт:
Примерно на расстоянии плевка от пары Барри остановился. Голубой свет фонаря обливал его ярким конусом. Увидев Барри, они перестали драться. Барри заговорил размеренным мендосинским говором, и сначала его калифорнийская магия, похоже, подействовала. Слушая лекцию, молодые супруги съежились и ушли в себя, как девятиклассники, которых выволокли сцепившимися из-под скамейки в раздевалке. Их робости хватило минуты на полторы, а потом парень рявкнул на Барри и замахнулся кулаком. Он метил в адамово яблоко, но не попал: Барри отскочил назад, прикрываясь растопыренной пятерней, в испуге за лицо.
Но
Я поднял Мари с переднего сиденья и пересадил на заднее. Потом быстро подъехал к ним, опустил окно и окликнул Барри по имени.
Парень окрысился на меня, приподнявшись на носках, словно адреналин разбудил дремлющую в нем способность к левитации:
— Тебе чего надо, урод?
Я улыбнулся ему.
— Ничего, сосунок, — ответил я. — Просто хочу забрать приятеля, чтобы он не мешал тебе мордовать подружку.
Парень швырнул бутылку в мою дверцу, и стекло брызнуло во все стороны. Мари закричала. Глаза мне застлал красный туман, и я выскочил из машины. Барри заступил мне дорогу, твердя: «Не надо, Эд, пожалуйста, не надо», но я обогнул его. Маленький грек ухмылялся с напускной лихостью, надеясь, видимо, что его зверская физиономия заставит меня забыть о четырех дюймах и шестидесяти фунтах, которые он мне уступает. В груди широко разевала пасть голодная ярость, и я знал, что ей не надо давать воли — достаточно будет врезать коротышке по носу разок-другой. Ну, может, еще снять с него ремень и вытянуть хорошенько.
Я стал в стойку и поднял руки, а потом оказался во сне. Мне снился ужин с родителями Джейн в их мемфисском доме. Снаружи лило как из ведра, в окнах трещали молнии. Я говорил с отцом Джейн. «Лучше мошенники, чем дураки, Эдвард, — бубнил он. — Лучше мошенники, чем дураки».
Я очнулся на спине с болью в челюсти. Коротышка лежал внизу, о плетясь вокруг меня каким-то сложным захватом из области боевых искусств, от которого я не мог освободиться. Его ноги стиснули под коленями обе мои. Предплечьем он сдавил мне горло, а свободным кулаком молотил по виску. Сопение, звуки ударов и короткие возгласы, сопровождающие нашу возню в грязи, перекрывались гнусавым клаксоном голоса Барри, зовущего на помощь, хотя ему только и надо было что поставить кончик костыля между ровными белыми зубами парня и нажать.
Этот маленький засранец полностью парализовал меня. Я не мог ни двинуться, ни вздохнуть. От боли и досады у меня выступили слезы. Похоже, мне не оставалось ничего, кроме как лежать смирно и ждать потери сознания, но вдруг — о чудо! — я взглянул вниз и увидел лицо парня в очень удобном месте, прямо около моих ребер. Я поднял локоть и опустил. Он слабо ругнулся. Я повторил, и этот новый удар ослабил мастерский захват. Он испустил вздох, и давление на мое горло стало меньше. На третьем ударе под моим локтем что-то тошнотворно подалось, как сустав сырой курицы под ножницами. Девица орала и била меня ногами, потом ее оттащили.
К этому моменту из ресторана высыпала кучка встревоженных граждан. Я скатился с парня и даже не услышал, чтобы он вздохнул.
Я сплюнул что-то горячее и густое, не миновавшее моего подбородка. Я попытался встать, но человек, которого я видел за стойкой, подошел и придержал меня за плечо. «Не дергайся», — сказал он. В руке у него была средних размеров алюминиевая бита.
Я сидел в грязи рядом с бампером. Барри в толпе не было, Мари тоже. Высокая девица подбежала к своему дружку, стала причитать над ним и баюкать ему голову. На него было трудно смотреть, так круто его щека уходила вниз от глаза.
Зуммер моей машины с незахлопнутой дверцей стих, и я сообразил, что какой-то добрый человек прикарманил мои ключи. Я хотел взглянуть, кто это, но бармен тронул ботинком мою ногу.
— Как насчет посидеть тихо, пока не приедут копы?
— Он ударил первый, — сказал я.
— А ты последний. И, похоже, не один раз. Так что не рыпайся.
Я не спорил. Честно говоря, мне вовсе не хотелось шевелиться. Я прилег, стараясь дышать медленно, потому что гортань точно набили горячими угольями. Закрыл глаза. Я чувствовал незнакомцев вокруг, в ушах стоял гул крови. Мне надо было подумать, что говорить полиции, решить, как поступить с Барри и Мари, если меня задержат на ночь, но все это казалось далеким-далеким.
Вместо этого вдруг вспомнились те ночи, когда Джейн снился ее кошмар. Иногда ее сон заражал и меня. Я просыпался с криком около нее, почти видя в нашей комнате того человека и зная, что лишь одна крошечная секунда отделяет мой затылок от молотка или топора. Она вскакивала, включала свет, заглядывала в шкафы и под кровать, и я тоже вставал и помогал ей, и не потому, что она меня попросила. Когда мы наконец снова забирались под одеяло, еще долго лежали в темноте, в полусне, чувствуя, как бьются наши сердца, и думая о тех местах в доме, куда мы не догадались заглянуть.
Леопард
Перевод М. Майоровой
Доброе утро.
Ты плохо спал сегодня. Не открывай глаза. Высунь язык и проведи им по верхней губе. Молишься, чтобы язвочка зажила. Надеешься, что за ночь все прошло.
Никаких изменений. Она все там же. Бугристая и шершавая, она кажется тебе огромной, хотя на самом деле не больше ластика на кончике карандаша. Твоя мама говорит, что это всего лишь грибковая инфекция, и не жалеет тебя так, как следовало бы.
На вкус она приятнее, чем на вид. Потрескавшийся коричневый бугорок расположился прямо под носом, во впадинке над верхней губой, и с виду напоминает маленький гамбургер. Вчера в столовой Джош Мохорн обнаружил это сходство при твоих друзьях. Это было мучительно неприятно, особенно если учесть, как сильно ты хочешь быть Джошем Мохорном.
Он повернулся к тебе и сказал:
— Эй, Янси, сделай одолжение.
— Какое? — спросил ты, воодушевленный этим редким проявлением внимания со стороны Джоша.