Дверь в никуда. Часть 2
Шрифт:
Отужинав, Славка распростерся на широкой лавке (кажись, жесткое ложе становилось привычным), и облегченно задрых. Наконец-то закончился долгий день в другом времени.
Глава третья. Галера.
...Славка проснулся от какого-то странного ощущения. Открыл слипшиеся глаза и ничегошеньки не понял - в светлеющем небе медленно вращались звезды. Сморгнув, пришел к выводу, что вращаются не звезды, а сама лодка вокруг камня-якоря! Что за чертовщина? Приподняв голову, кэп усек, что чертовщина как раз-таки присутствовала. Вокруг плоскодонки слышался плеск, какие-то тени поднимались к поверхности и снова отдалялись. Лодка вращалась. Славка выглянул через борт, и прямо над ним показались три головушки бедовых девиц, со шлейфом длинных волос, перевязанными нитями красных водорослей.
Девицы
Лягушонок шевельнулся, явно устраиваясь поудобнее, и уставился на Славку. Кэп ответил не менее любопытным взглядом. "И чего мне с тобой делать, подарок?", - поинтересовался человек. Лягушонок в ответ как-то особенно задорно квакнул. "Ну, коль никуда упрыгнуть не желаешь, нарекаю тебя Полканом, и беру на довольствие", - постановил Славка. Он смахнул с борта жирную серую муху, смял ей крылышки, и осторожно положил угощение прямо перед мордочкой лягушонка.
Свеженареченный Полкан независимо задрал мордочку кверху, показывая, что в подношениях вообще-то не нуждается. И враз сменил гнев на милость: мелькнул липкий язычок, и муха исчезла. Тут же лягушонком заинтересовалась низко летящая цапля, нагло попытавшись зацепить его клювом. Лягушонок грозно напыжился, и чем-то плюнул в птицу, которой неведомая субстанция угодила прямо в ярко-желтый круглый глаз. "Подарочек" явно оказался ядовитым: пернатая охотница горестно возопила, и плюхнулась в воду, как подбитый бомбардировщик. "А ты, брат, непрост, непрост", - удовлетворенно заключил Славка, отлавливая для Полкана очередную жирную муху. И услышал победоносный квак.
Славка, не торопясь, выбрал якорь, и лодочку понесло течением. Новый друг принял это, как должное - спрыгнул вниз, и вольготно расположился меж пайол. Славка сорвал лист кувшинки, и накрыл им лягушонка, чтобы шкурка не подсыхала, но тот даже не пошевелился - томно ему было. Кэп прикидывал, как бы завтрак сварганить, но пришел к выводу, что завтракать лениво, и можно двигаться дальше натощак.
Двигаясь между россыпи мелких островков, плоскодонка попала в настоящую зеленую арку, где над водой свисали длинные плети созревшей ежевики. Такого достархана путник пропустить не мог. Обмотав между уключинами гибкую камышину, дабы текучая вода не унесла, принялся прямо с лодки набирать сладкие ягоды в горсть, и кидать в рот. Не заметил, как живот набил, а руки окрасились темно-фиолетовым.
Однако тут Славка даже поперхнулся, заметив вздымающийся где-то впереди дымок. Последняя ягодка пошла не в то горло, и пришлось срочно запивать из тыквы-долбленки. Полкаша зашевелился, выглянул на шум из-под своего убежища. И спрятался снова, не заметив ничего, заслуживающего внимания. Отпустив ежевичную плеть, и размотав камышовый стопор, Славка помалу двинул плоскодонку в том направлении, откуда несло-крутило легким ветерком дымную струйку.
Так прикинул, что на островке по соседству обосновались рыбаки, и после утренней тони уху в казане "колдуют". Желудок, пропустивший завтрак, и не шибко удовлетворившийся ягодной подкормкой, недвусмысленно намекал, что на обед неплохо б напроситься. Но осторожности ради Славка пошел не напрямик - обогнул островок под камышом, загнал лодочку на песчаную отмель, и хоронясь за кустами, перебежками отправился к чужой ватре.
Выглянув из-за куста, кэп похвалил себя за то, что не стал напрямик ломиться к костру. Казан-то на нем и правда был, исходя вкусным парком, но потчевать упревающей соломахой его тут вряд ли стали бы. Кашевар явно был чужаком - в обтрепанных атласных шароварах, чалме и при сабле, но босиком. У берега приткнулась лодья с проломленным бортом и располовиненой мачтой, из которой торчала свежая щепа. С нее другие смуглолицые чалмоносцы по сходням таскали мешки, рогожки и кули, о чем-то довольно перегыркиваясь между собой. Рыбаками тут и не пахло, зато отчетливо смердело кровью и смертью.
Пятна крови, кстати, виднелись и на боках лодьи. Нехорошие такие пятна, будто кровь плеснула веером, и отнюдь не из разбитого по оплошности носа. Поклажу с лодьи грузили на другое судно, пришвартованное к ней почти борт в борт. Судно выглядело каким-то длинным, неуклюжим, но хищным, с катапультой на носу, и отверстиями вдоль борта, под палубой. Да это же точь-в-точь басурманская галера-каторга, как ее наставник описывал, наконец дошло до ошеломленного кэпа.
...На голову разоспавшегося Мастера обрушился водопад холодной воды. Как встрепанный он подскочил с лавки, спросонья от души обматерив неведомого шутника. "Хорош задницу пролеживать, балбес великовозрастный. Пора уроки учить - меня к тебе в наставники назначили", - у лавки с кувшином наперевес усмехался давешний дедок. Славка впопыхах оделся, и поплелся за дедом вдоль бережка по Белогрудовому.
Дошли до кузни, встретившей звонкими ударами молота. Здоровенный бородатый детина-кузнец в кожаном фартуке с подпалинами степенно поздоровался с дедком, носившим, как оказалось, прикольное имя Птах, и кивнул Славке. "Слышь, Миролюбе, тут у нас, может, новый родич объявился. Так ты ему подбери что-нить по руке попроще, чтобы и на рыбу-зверя, и от чужих отбиться сгодилось", - попросил наставник.
Кузнец задумчиво оглядел Славку, отошел в дальний угол кузни, и начал там перебирать какие-то железки. Вернулся с продолговатой трубкой, увенчанным тремя хитро изогнутыми и сведенными к центру остриями. "Меч тебе вовсе не нужен - вижу, что ты не мечник. Нож свой есть, а вот острога на первое время в самый раз пойдет. Только к ней добавить кой-чего надо, чтоб от нечисти и нежити отбиться", - прогудел Миролюб.
Проделав чеканом какие-то мелкие насечки на зубьях, достал чугунную плошку, измельчил и бросил туда пригоршню мелких кусочков светлого металла. Затем раздул мехом притухшие было угли, и сунул плошку внутрь горна. Пока ее содержимое плавилось, сделал хороший глоток кваса из корчаги на полу, и выплеснул остаток под резной столб со словами: "Тебе, Сварже". Клещами извлек плошку из горна. И принялся осторожно заливать ее содержимое в канавки на зубьях остроги, бурча по ходу в бороду наговор. Сунул изделие в чугунок с водой, окутавшись облаком яростно шипящего пара. Сбил окалину, быстро подправил молотком поменьше одному ему видные огрехи, одним махом насадил на держак, и сунул Славке в руку: "Должен будешь. Владей да проваливай - некогда мне тут с тобой словеса плести".
Вцепившись в острогу, кэп благодарно поклонился умельцу. И тут же был беспардонно вытолкан дедом из кузни. "А поедем мы с тобой, мил человек, за солью нынче, - направил Птах ученичка с новенькой острогой к тяжелому дубовику у крайней кладки.
– Я за парусом буду следить, и дорогу указывать, ты харч добывать и еду готовить. С добром, дня за четыре обернемся, - с Миролюбом солью честь по чести рассчитаешься, да и дома запасец нелишним будет".
Дубовик нырнул в хитросплетение проток, ериков и речушек. Дед указывал приметные места и затесы на деревьях, чтобы впредь новичок и один не тыкался по ним, как слепой кутенок. У свалившейся в воду гнилой ивы Птах притормозил правилкой, и указал Славке на тень под бревном: "Пора вечерю добывать". Кэп разглядел изрядных размеров щучину, прикинул, как держится в руках острога, и махом всадил ее в мишень. Бил, казалось бы точно, да и что там было той глубины в полметра. А промазал - ничуть не пострадавшая щучина рванула вперед, и скрылась где-то на глубине. "Ну точно, балбес великовозрастный. Тебя что, не учили поправку на воду брать? Гляди, как надо", - направив дубовик к следующей щучьей засаде, показал дед мастер-класс. Почти бесшумно погрузил острогу в воду. Удар, рывок, и на остриях затрепыхалась пробитая насквозь травянка килограмма эдак в два. "Следующая твоя будет", - посулил наставник.