Дверь в никуда. Часть 2
Шрифт:
– Ну, и чего вылупился? То ж багник. В реке водяной, а здесь - болотяник. Днем-то он смирный да сонный, однако ночью ему не попадайся. Утянет, и не спросит, как звали, - хмыкнул волхв, шагая дальше.
Когда солнце уже клонилось к закату (денек в болоте выдался паркий), мокрые, изгвазданные по уши "деревенские сталкеры" сталкеры выбрались на кусок суши - твердой, без обмана. Сушу украшали несколько хилых березок и умирающая сосна, зеленой у которой осталась только верхушка. "Ломай ветки да лапник на костер", - распорядился волхв. Сам палкой заключил место привала в широкий круг, посыпав черту каким-то желтоватым порошком из котомки. Вдруг с противоположного края островка затрещали кусты. Из них выбрался сгорбленный старичок-с-ноготок, воззрившийся на путников без всякого удивления, и жалобно проскрипевший: "Добрые люди! Сума у меня пропала - помогите суму отыскать". "Ну,
– За что ты так пожилого человека? Ведь беда у него - помощи просил?
– обиделся за старичка Славка.
– То тебе второй урок - наставительно произнес волхв.
– Не человек то был, а нечисть - болибошка. Вот наплетет он случайному путнику свои россказни, и будет водить по болоту. Жив останешься, но силы растратишь. А как потом до дому добираться?
Тем временем окончательно смерклось. Из сосновых веток запалили крохотный костерок, и волхв приказал смотреть оба, потянув из ножен саблю. В свете костра на ней серебром сверкнула цепочка рунной вязи. Не покидавший все это время Славкиного плеча Полкаша спрыгнул вниз, и занял позицию у костра, подстерегая летящую на свет мошкару. Вдруг с ветки прямо к путникам метнулась черная тень с растопыренными когтями, за ней - еще одна. Молнией сверкнула сабля волхва, и располовинила нетопыря. Второе страшилище с зубами-иглами Славка приголубил держаком остроги. Тот упал с переломанными крыльями, дергался и шипел, как змея, пока ему саблей не отсекли голову.
Немаленькие когти нетопырей волхв аккуратно срезал, уложил в тряпочку, и засунул трофей куда-то в одежду - пояснил, если набрать побольше, да измельчить, а затем края пастбища или огорода посыпать, мелкая нечисть или дикое зверье уже не сунется. "Прям, магический дефолиант какой-то", - скумекал Славка.
В тине посверкивали чьи-то глаза - то красноватые, то желтоватые. Болото за ними сторожко наблюдало, и расслабиться не давало. Так что гости островка до рассвета передремали по очереди вполглаза. Их покой нарушили еще раз - лишь под утро. Из болота, не всколыхнув тины, в их направлении поднялась и мелкими шажками надвигалась подлинная жуть: седовласая карга в угольно-черной хламиде, безмолвно протягивая к костру когтистые руки. Волхв подхватился с лапника - одним ударом сабли длинные хваталки срезал. Полкан оживился, и радостно внес свою лепту в процесс знакомства: угадал плевком в морщинистую рожу. Обгаженная и частично "разукомплектованная" крикса в полном расстройстве чувств опрокинулась обратно в болото, словно и не было ее. А кудесник опять принялся за "маникюр", деловито обстругивая неведомо откуда извлеченным ножичком когти с длиннющих костлявых пальцев.
Между делом лекцию прочел: "С нежити - упырей да умрунов, да ведьм - и брать нечего, а зла от них много. Серебром их по башке, или осиновый кол в грудь, да кости сжечь. А вот нечисть - она разная бывает. Кое-что ты видел, и еще покажу. От кого-то, вроде берегинь либо домовиков, и польза есть, а других можно и отогнать. Вот тем же Ярилиным порошком - солнечным янтарем перетертым, или наговором. Просто так, без причины, нападать не моги: врагом станешь, всюду подстерегать будут. Не найдешь покоя ни в плавнях, ни в лесу, ни в степи. Того не стоит: земля большая - места всем хватит".
С рассветом путники снова надели свои мокроступы, и бодрее пошагали дальше. Шагать, правда, стало не в пример веселее: тину разрезалась каменистая грива, по которой они как на крыльях летели. Грива становилась все шире, и вывела их на окаймленную лиственным леском лужайку, густо усеянную приземистыми кустами с узорчатыми листьями. Кусты обильно усыпали сизоватые ягоды с дивным сияющее-золотистым отливом, которых Славка в плавнях ни в том времени, ни в этом прежде не видал.
– То, Вятше, дар богов - сладица. Только в приречных болотинах ее сыскать и можно, причем не каждое лето она родится. А если родит, то помалу, - наставительно промолвил волхв.
– Ежели животом скорбен - выпей из нее настойки. Ежели огневица одолела - отвар из сладицы надо пить. А добавишь ее в бражку, так за столом грусть-тоска тебя покинет, а поутру похмельем маяться не будешь. Так что бери туесок, и вперед: чтобы все спелые, недавленые ягодки до одной выбрали, и с бережением на Белогрудов доставили.
С хозяйского плеча спрыгнул и Полкан. Соратник по болотному походу сладицу дегустировать не стал, а вот козявки в кустах ему пришлись по вкусу. Бережно отрывая ягодку за ягодкой, и складывая их в туесок, Славка вдруг услышал отрывистое кваканье - по тону, как у дворовой собачонки, когда она прохожего облаивает. Заинтригованный кэп нашел Полкана взглядом. Тот сидел у какого-то ничем не примечательного кустишки с двумя ягодками на маковке, будто на шляпке, и задорно его обквакивал. Славка подошел, потянулся сорвать ягодки, а кустик...отпрыгнул в сторону, и свернул из побега взаправдашний кукиш. От неожиданности кэп на задницу плюхнулся, и едва содержимое туеска из березовой коры не рассыпал. Со стороны волхва послышался смешок: "Ну и везет же тебе, Вятша, на болотных жителей. То моховик. Он сладицу стережет, чтобы зеленые ягоды до срока никто не рвал, и потравы на ягоднике не чинил". У лягуха на морде появилось прямо-таки юмористическое выражение: мол, какого я тебе, хозяин, приятеля нашел!
Сплюнув в сердцах, кэп отвернулся, и вновь занялся набиванием туеска. Лишь когда на полянке не осталось ни единой спелой ягодки, Славка с волхвом засобирались в обратную дорогу. Дошли без приключений, провожаемые бульканьем довольного багника. Его волхв щедро одарил пригоршней сладицы, швырнув ягоды прямо в раззявленный ротище. Видать, не первый раз за свободный проход расплачивался - прикормил, как рыбку. Больше приключений не было до самого дома. А дальше так и пошло день ха днем. Волхв пускал трофеи в переработку, на горшках в курногой избушке булькали зелья да настойки. Что-то зельевар спускал в подпол, за чем-то приходили купец да родовичи, оставляя взамен кто харчи, кто меха, кто кусочки рубленого серебра.
День-два, и волхв опять появлялся на пороге Славкиной хаты, вытаскивая в новый поход. Хаживали на вурдалачье племя, что путника у самого селища схарчило. Уходя от погони, двужильные вурдалаки метали петли, словно зайцы, устраивали засады, прыгали на голову с деревьев. С ними Славка второй кожаный доспех перевел, но пяток бестий на свой счет записал-таки. Волхв "своих" не считал - сабелькой на куски порубил, да и ладно.
Чудес и монстров кэп за эти дни перевидал столько, сколько и за всю прошлую жизнь не надеялся увидеть даже в компьютерных играх. А уж нечисти упокоил - на хорошее кладбище хватит. Заодно полезными навыками обзавелся. Да и приношениями новый напарник делился по справедливости: голодная зима пришельцу из безвременья теперь уж точно не грозила, хоть он на огороде не возился, не сеял, и не жал. Да и соседи, постоянно видя хозяина хатки в компании волхва, стали относится очень уважительно. Славка, впрочем, нос не задирал - понимал, что со своим куцым опытом новой жизни без советчиков и помощников ох как солоно придется.
Эта жизнь, конечно, безмятежности и довольства не сулила. Но кэп часто припоминал слова бортника с острова Лады - его новая жизнь и впрямь оказалась достойной мужчины. Но ощущалась в ней какая-то неполнота, незавершенность, что ли. И Славка понимал, почему - душа изнывала от одиночества. В маятных снах вокруг кэпа опять кружился хоровод прелестниц, в котором отчего-то все чаще "нарисовывалась" и совсем не гламурная пышечка с безымянного острова. Мастер уж думал сплавать, да проведать островитянку - благо приглашала. Да все какие-то хлопоты мешали. То настроения не было, то сомнения одолевали: помнит ли, или кто другой к очагу прибился. А новая встреча между тем близилась, назначенная самой судьбой.
Глава шестая. Грозовый гон.
...Кряхтя, сгорбившийся от натуги Славка волок к Миролюбовой кузне тяжелые мешки с металлом, перекинутые через плечо на манер хурджина. Поход "на раскопки" удался - изрядно поработав лопатами, откопали какую-то мастерскую, и всяких железок на кузнецовы поделки там отыскалось тьма-тьмущая. Но и вымотались изрядно: солнце к началу осени только добавляло жару, и вторую неделю даже не выпадали утренние росы. Воздух словно застыл киселем: не было ни ветерка. Так что пер родович свой груз в кузню, и мечтал только об одном - помыться бы да отоспаться всласть. Однако с помывкой у него все сложилось куда раньше, чем думалось. На ясное небо как-то мгновенно наползли тучи, штиль мигом сменился яростными порывами ветра, и грянула гроза. Хлестнули тугие струи дождя, и переносчик враз ощутил себя тюленем, по недоразумению выползшим на сушу. Подавив желание спрятаться под первый же попавшийся навес, мокрый Славка только прибавил шагу - до кузни-то всего ничего оставалось. Сбросив, в конце концов, мешки у горна, кэп переждал, когда хляби небесные чуток прикроют створки, и утомленно пошлепал по жидкой грязи домой.