Дверь в стене
Шрифт:
Интервью не успело толком набрать ход, как Труман распалился и, пристукивая ладонью по столу, заявил Такри, что "евреи Нью-Йорка не лояльны этой стране!" Интервьюер, ловя его на слове, тут же с заинтересованным видом спросил: "И кто же именно нелоялен? Бернард Барух? Или, может быть, моя жена?" Труман взял себя в руки, но интервью было скомкано и в газеты не попало. Но слухи, тем не менее, поползли. В год выборов это было ни к чему и Труман, не моргнув глазом, заявил, что он ничего такого не говорил. Однако зуд газетчика заставил Такри пересказать своими словами интервью уже известному нам Дрю Пирсону и тот с самым икренним возмущением изложил историю в отведённой ему владелицей газеты "Нью-Йорк Пост" Дороти Шифф колонке. Начал назревать скандал, но в лице
Параллельно этой и подобной ей историям США лоббировали отправку в Палестину ста тысяч "переселенцев на историческую родину", каковая инициатива вызвала в Нью-Йорке взрыв энтузиазма. Но волна энтузиазма, покатившаяся от одного берега Атлантики, разбилась о скепсис по другую. Английский мандат ещё оставался в силе и по введённым англичанами квотам никакие сто тысяч в Палестину попасть не могли. Мало того, времена тогда были не чета нашим, о политкорректности никто ещё и слыхом не слыхивал, вещи назывались своими именами и тогдашний британский министр иностранных дел Эрнст Бевин, выступая в Палате Общин, заявил под общий смех: "… а что касается ажиотажа в США и, в частности, в Нью-Йорке, в связи с переселением ста тысяч в Палестину, то я надеюсь, что меня не поймут в Америке неправильно, но истинной причиной этой инициативы является то, что американцы просто хотят, чтобы евреев в Нью-Йорке стало на сто тысяч поменьше."
Однако шутки шутками, но сегодня считается (с небольшими, правда, уклонизмами, "с подмигиванием", считается "полуофициально"), что Труман, которому позарез нужны были еврейские голоса, выиграл президентские выборы благодаря созданию Израиля. Эта версия является ярким примером известной приговорки насчёт "слышал звон".
Вот вам сценка, имевшая место в реальности: сперва одна дата - 23 апреля 1948 года. В этот день США приняли решение о поддержке создания Израиля. Когда через три недели Бен-Гурион провозглашал независимость нового государства, он уже знал, что Израиль будет немедленно признан Соединёнными Штатами. Теперь дата другая - 12 мая 1948 года. До окончания действия Британского Мандата по Палестине - три дня. Труман собрал совещание в Белом Доме. Присутствуют - он сам, его помощник Кларк Клиффорд, госсекретарь Джордж Маршалл, заместитель Маршалла Роберт Ловетт и политический советник президентской администрации Дэвид Найлс. (Найлс был евреем и горячейшим сторонником идеи по признанию Израиля, горячность эта дошла до такого градуса, что его деятельностью в 1948 году заинтересовалось только что созданное Центральное Разведывательное Управление, чья юрисдикция тогда ещё не была выведена за пределы границ США.).
Целью совещания было доведение до Госдепартамента мысли, что внешняя политика США в той её области, которая касается Ближнего Востока, претерпела резкое изменение и что высшее политическое руководство приняло решение не только признать Израиль, но и оказывать ему дипломатическую поддержку.
Говорил главным образом Клиффорд. Как только он открыл рот, Маршалл, перебивая его, обратился к Труману: "Вопрос, который мы собрались обсуждать, касается внешней политики, а сфера компетенции Клиффорда - политика внутренняя. Что он здесь делает?" "Он здесь потому, что его попросил об этом я" - ответил Труман, после чего инициативу в свои руки опять взял Клиффорд и принялся объяснять Маршаллу и Ловетту какой должна быть политика Госдепа в отношении предстоящих "событий на Ближнем Востоке". Труман во время совещания не говорил, а отделывался междометиями и то утвердительными, то отрицательными движениями головы. Когда Клиффорд закончил, Маршалл сказал Труману: "Если вы последуете совету вашего помощника, то на предстоящих выборах я буду голосовать против вас." Это было прямым оскорблением, но Маршалл этим не удовлетворился и настоял, чтобы его реплика была внесена в стенограмму совещания.
Почему отмалчивался Труман? Делал он это потому, что был не только умным и языкатым человеком, но ещё и умелым и опытным политиком. События на Ближнем Востоке обещали быть очень щекотливыми событиями и он не хотел делать никаких заявлений, которые в дальнейшем можно было бы трактовать однозначно. А помощника Клиффорда ему было не жалко, да и какой спрос может быть с помощника.
Это что касалось внешней политики.
Но Труманом двигали и внутриполитические соображения. Дело было в одном свойстве еврейского народа, о котором сам еврейский народ знает очень хорошо и над каковым свойством еврейский народ с присущим ему добродушием частенько сам в себе шутит.
Свойство это в американских реалиях 1948 года выглядело так: одна половина евреев Америки была горячо за создание Израиля, а другая половина не менее горячо была против. А дело было в мае 1948-го, до выборов было ещё полгода и Труман просто напросто не знал, куда качнётся еврейское "мнение", в какой точке будет достигнут консенсус, он не знал, выиграет ли он признанием Израиля еврейские голоса или, наоборот, проиграет.
И тем не менее, решение было принято. Несмотря на неопределённость с "голосами", несмотря на то, что против создания Израиля была армия и против же был Госдеп, дипломаты. А кто же был "за"?
"За" были американские спецслужбы.
Гарри Труман послушал своих шпионов.
141
Для того, чтобы глава исполнительной власти такого государства как США прислушался к чьему бы то ни было мнению, нужны веские резоны. Давайте попробуем разобраться в чём они состояли в данном случае. Причины, по которым как создание, так и признание Израиля считал нецелесообразным Государственный Департамент Соединённых Штатов уже были нами разобраны и нельзя не признать, что причины эти выглядели весьма весомыми. И не только весомыми, но и полностью соответствовавшими государственным интересам США.
Точно так же обстояло дело и с мнением армии, "Пентагона". Не только министр обороны Форрестол, как политический управленец, но и такой чисто военный орган как Объединённый Комитет Начальников Штабов придерживались того же мнения, что и англичане - американская армия полагала, что судьба самопровозглашённого еврейского государства будет скорой и плачевной, после чего логика событий потребует вмешательства Америки, которое неминуемо означало по меньшей мере частичную мобилизацию, причём мобилизацию в условиях крайне невыгодных в первую очередь по внутриполитическим соображениям - как бюджетным (не забудем, что армию раздели "до нитки"), так и пропагандистским.
Рузвельт и наследовавший ему Труман основой своей внутренней политики сделали лозунг "победим нацизм и японский милитаризм, а потом вернём american boys домой, к мирному труду, к вящему процветанию нации" и отклонение от этого провозглашённого самими же демократами курса даже на один шаг в сторону означало дать непобиваемый козырь соперникам республиканцам. А 1948 год был годом президентских выборов, причём выборы должны были состояться в ноябре, а решение нужно было принять в мае. За полгода "до".
И решение было подсказано собирательным "ЦРУ", разведсообществом.
Для того, чтобы понять, чем руководствовались, давая свой совет, шпионы, следует понять вот что: история с Израилем сродни истории Первой Мировой. Как-то так получилось (некие загадочные свойства законов, согласно которым функционирует общественное сознание тому виной, не иначе), что Первая Мировая всеми (абсолютно всеми!) рассматривается через призму времени, причём в пространственном смысле глаз прикладывается к той грани кристалла, которая называется "сегодня" и взгляд обращается в сторону, которая называется "тогда". Никто не хочет отбросить красивый и играющий всеми цветами радуги кристалл в сторону и хотя бы попытаться увидеть "тогда" не таким, каким его делает преломление нашего сегодняшнего после-знания, а таким, каким оно было в действительности.